Все жанры Все авторы
Имперский романсеро - Вадим Месяц

Имперский романсеро

Страниц

40

Год

—

В своей новой работе под названием «Имперское романсеро», Вадим Месяц возвращает нас к искусству легкого письма. Он умело сочетает питерское обериутство со стилем британского абсурда, при этом пронизывая текст знаками дзен-философии и заполняя его метареализмом московского социального окружения. Эта необычная смесь ничтожно малых и величественных событий России приводит нас к удивительной гармонии между «смехом сквозь слезы» и классической литературной традицией.

Такие тонкие лирические нотки, соприкасающиеся с жестким и грубым стилем, раскрываются и проскальзывают друг с другом в самом сердце этой фантастической зеркальной комнаты, сравнимой с работами Достоевского и Гоголя. Вадим Месяц тайно обращается к этим великим авторам отечественной литературы, черпая иронию и силу их произведений, чтобы создать свою собственную, неповторимую поэтику. В его новой книге эти интонации достигают совершенства и придают уникальную стилистическую законченность всему тексту.

Читать бесплатно онлайн Имперский романсеро - Вадим Месяц

© В. Месяц, 2018

© Издательство «Водолей», оформление, 2018

Гладиолусы

Жмурки в поезде

Ливень шуршит гравием в небесах,
дюны сахарный пересыпают песок.
Черный платок, затянутый на глазах,
больней, чем белый платок,
                                   сжимает висок.
Дети, они коварнее могикан.
Но время проходит. Усталые старики
дуют, согласно ранжиру, в пустой стакан.
И в стакане слышится гул неземной реки.
Доисторическая раковина поет.
История, как чужая жена, на ковре лежит.
Она больше не бьется рыбой об лед.
И, как прежде, мужу принадлежит.
Я беру губами орехи из чьих-то рук,
они сладки, как ягоды, без скорлупы.
Вдруг одна из кормилиц ломает каблук.
Люди вокруг меня – слепы.
Они мне родня, мне жалко моей родни,
когда сходит в гроб один и другой народ.
Лишь тот, кому удалось задремать в тени,
с восторгом увидит восход.
На вершину вулкана железнодорожный путь
взбирается по спирали, мешая дым.
Кондуктор главу свою уронил на грудь.
И стал святым.

Рыбацкая считалка

Одеялом фиолетовым накрой,
нежно в пропасть мягкотелую толкни.
Я бы в бурю вышел в море, как герой,
если справишь мне поминки без родни.
Верхоглядна моя вера, легок крест.
Не вериги мне – до пояса ковыль.
По ранжиру для бесплодных наших мест
причащеньем стала солнечная пыль.
Только спящие читают, как с листа,
злые смыслы не упавших с неба книг,
вера зреет в темном чреве у кита
и под плитами томится, как родник.
Возле виселицы яблоня цветет,
вдохновляя на поступок роковой
небесами тайно избранный народ
затеряться средь пустыни мировой.
Рвется горок позолоченных кольцо,
сбилась в ворох сетка северных широт,
раз за мытаря замолвлено словцо,
он с улыбкой эшафот переживет.
Присягнувшие морскому янтарю,
одолевшие молитву по слогам,
я сегодня только с вами говорю,
как рыбак твержу унылым рыбакам.
Трепет пальцев обжигает тело рыб,
мы для гадов – сгустки жаркого огня.
Если я в открытом море не погиб,
в чистом поле не оплакивай меня.

Чернецы

Можжевеловые прелые скиты,
воскрешенья пустотелые киты
незаметно размягчаются в тепле
и с молитвой растворяются в земле.
Годы их трудолюбивой тишины,
урожай прощенья истинной вины,
и отчаявшийся легковесный грех
вместе с дымом поднимается наверх.
Ты постигнешь первый опыт немоты,
тайны плоти, превращения воды,
равнозначности полета в вышине
и глухого прозябания на дне.
Что земля, вбирая боль ночных теней,
с каждым возгласом становится сильней.
И деревья, что повалены грозой,
поднимает оборонной полосой.
Если ты на битве праведной погиб,
то сейчас тревожишь души вечных глыб.
И престолов заколдованный оплот
от движения расходится, как лед.

Заброшенная каплица

Э. Сокольскому

Не иконы здесь висят – зеркала.
Этот храм который год нелюдим.
Точит сердце ледяная игла,
ест глаза мои разборчивый дым.
Рыбьи блюдца от пылищи мутны.
Полнолунье светит в каждом окне.
По плечам бегут лучи со спины
и вослед сквозит озноб по спине.
Не кощеевы ли мощи в тепле
под престолом, как в охапке гнезда,
отражаясь на поникшем челе,
воскрешают очертанья креста?
Тут владыка выл, как пес на цепи,
и случалось – с прихожанами лют.
Может, темная часовня в степи —
мой единственный в пустыне приют.
Опьяненная страданьем душа
тайно выбраться на свет временит,
серебро разъели копоть и ржа,
но оглохший колокольчик звенит.
У раскрашенных ворот алтаря,
приглашающих неверных на суд,
колыхается волнами заря,
Вам может понравиться: