Мистерия

МИСТЕРИЯ.

(Игра Реальностей. Том 3)


ЧАСТЬ 1. Голод.

ГЛАВА 1.

(Oystein Sevag – Contact)

Раскаленный потрескавшийся асфальт жег босые ступни.
Если выждать, не шевелясь, какое-то время, то собственная тень остужала его – ровно настолько, чтобы подошвы переставали чувствовать тысячи острых иголок - но если сдвинуться на несколько сантиметров…
Жара, пекло, раскатившийся по небу в стороны на тысячи дулитов ад; вокруг тела едва заметно колыхалось марево. Кожа горела, плавилась, краснела и готовилась пойти пузырями – вечером лечить, чтобы завтра выставить на жор равнодушного солнца вновь.
Ни сесть, ни сойти в сторону и не отправиться в спасительную прохладную пещеру-камеру – рано. Дневные часы всегда для «загона».
Траекторию летящей монетки Тайра не увидела – услышала, как та упала на асфальт и покатилась в сторону белой, нарисованной краской черты, пересекла ее, покружилась на ребре и замерла почти у самой ее ступни.
За деньгой, словно озверевшая гиена, и забыв, что пересекать зону своего квадрата нельзя, тут же кинулась рыжая Вариха.
- Это не твоя! Это моя! Мне кинули…
Тайра не шелохнулась; женщина «упала» в ее квадрат – чужие костлявые, похожие на ветки пересохшего дерева пальцы жадно пошарили по асфальту, нащупали у ее ноги бронзовый гельм и тут же сжались в кулак.
Послышались крики охранников.
- Куда лезешь, сутра сбрендившая!
- Моя монетка! Мне кинули! Это не ее! Ей случайно закатилась…
Вариху ударили. Наверное, палкой по ребрам, потому что крик вышел сдавленным и тихим.
Монетка… одна монетка, и такая высокая цена.
Нещадно пекло непокрытую голову.
Когда надсмотрщики отошли в тень, Тайра шевельнула руками – казалось, кожа на запястье спеклась в пласт, пережженную бумагу и скоро захрустит, покроется, как дюны в пустыне, трещинами - прикрыла глаза и принялась тонуть-плавать в привычных звуках: выкриках заключенных, шорохе чужой одежды, сумасшедшем смехе.
- Посмотри на меня! На меня! У меня лучше!..
Сверху, оттуда, где у ограждения, отделяющего обрыв от ямы-тюрьмы, стояли мужчины, раздалось одобрительное улюлюканье – кто-то снова показал грудь.
Голую грудь. Мужчинам.
Как можно?
По асфальту зазвенели монеты – много монет, и тут же послышались рыки, возня, дележка и женские визги. Вяло заругались надсмотрщики, но разнимать гологрудых не пошли: слишком хорошо шоу, чтобы его прерывать.
Впереди-справа зашлепали пятки – в тесном квадрате после непродолжительного отдыха вновь принялась танцевать Гарунда.
Тайре не потребовалось открывать глаза, чтобы это увидеть – она научилась отличать на слух все, чем занимались остальные заключенные: жонглирование палочками, покачивания из стороны в сторону, танцы – все те действия, которыми желающие заработать на пропитание узницы, пытались привлечь внимание исключительно мужской публики.
Узниц можно было понять, но ежедневно собирающихся у «загона» мужчин? Зачем? Зачем приходить каждое утро, чтобы посмотреть на обреченных, поглумиться над ними, похохотать, кинуть монетой или, что гораздо хуже и чаще, камнем? Какое наслаждение можно получить от вида обожженных солнцем, худых, измождённых и вынужденных неподвижно стоять в «квадратах», женщин?
Тайра знала, какое.
Все ждали грудь. Очередную выставленную напоказ грудь. Ведь некоторым из посетителей никогда не представится шанса увидеть ее где-то еще – жену иметь дорого, а посещать «сладкие» дома еще дороже. Вот и смотрят, вот и ждут, как стервятники – молодые, старые, одинокие и нет. Приходят, чтобы заплатить не за лицо или фигуру, не за стих, не за песню, не за непонятные телодвижения, напоминающие агонию сумасшедшего, танец, а только за нее – за грудь.