Предвестники Мельтиара

1.

«Твое место здесь, не уходи из рощи».

Эти слова звучали тут так часто, что я забыл, от кого услышал их впервые. Наверное, каждый из живущих в Роще просил меня остаться, но я все равно ушел.

Я чувствовал, – если задержусь еще на год, как просил учитель, то стану таким же, как все здесь. Буду учиться и учить, бродить в тени деревьев, следить как восходит и заходит солнце, петь на берегу ручья. Мир за стенами Рощи перестанет манить меня, я забуду о том, к чему стремился.

Поэтому я не стал слушать советов и ушел.

Я знал, что поступил правильно, – ведь теперь, приходя в Рощу, я словно погружался в сон, глубокий и спокойный, наполненный шелестом листвы, голосами птиц и движением волшебства. Роща была прекрасным сном, так непохожим на реальность. Я не хотел жить во сне.

Я вырос среди деревьев, привык вслушиваться в шаги, узнавать людей по голосам. Солнечные блики и глубокие тени рассекали тропы, не давали увидеть издалека. А в воздухе всегда текла сила, отзвук чужих песен – она колола пальцы и холодила дыхание.

За стенами Рощи мир был другим.

Деревья там не скрывали горизонт, не заслоняли небо и не сдерживали ветер. Насколько хватало глаз простирались поля, лоскутным одеялом уходили вдаль, теряли цвет, становились безжизненной равниной и разбивались о черную гряду гор. Или превращались в песчаные склоны, поросшие редкой сухой травой, – холмы спускались к морю, тонули в прибое. Я никогда не видел море спокойным, волны пенились и разбивались у моих ног, ветер был полон соли, не давал дышать. Я часто летал на побережье – я родился где-то там, в одной из рыбачьих деревень.

Где бы я ни родился, я был рад, что попал в Атанг. Главный город страны белой скалой вспарывал равнину, дома разбегались от дворца, – плоские крыши, лестницы, широкие улицы, – и среди камней и городского шума зеленела Роща волшебников. Остров спокойствия и тишины.

Учитель считал – мое место там, но я знаю, что он ошибся.

Я забежал попрощаться с ним, и теперь шел обратно, к воротам в город. Нима провожала меня, ее шаги растворялись в опавшей хвое. Нима то и дело поворачивалась ко мне, ловила взгляд, и солнце отражалось в ее карих глазах, искрами вспыхивало на волосах.

– Учитель не расстроился, что ты улетаешь? – спросила она.

Мы с Нимой были единственными учениками Зертилена. Мы выросли вместе, вместе учились, играли среди сосен, дружили и враждовали с другими детьми в Роще. Потом я ушел, а она осталась, – как и прежде собирала травы, варила целебные настои, пела и слушала учителя. Я не знал своих родных, но Нима была мне как сестра.

Я отмахнулся.

– Спросил, не пошлют ли со мной большой отряд. – Мы засмеялись вместе, и я добавил: – Думаю, он рад, что выбрали меня.

По Зертилену трудно было понять, рад он или нет. Он пожелал мне удачи и тихо спел над моим оружием – но я не знал этой песни.

Я не стал рассказывать об этом Ниме.

Тропинка нырнула под деревянные створки ворот, и мы остановились. Нима сжала мою руку, прежде чем я успел попрощаться.

– Эли, ты ничего не видел? – спросила она.

Это была наша с Нимой тайна. Когда мне было тринадцать лет, я заболел, лежал в лихорадке и бредил. Нима сидела тогда со мной и потом пересказала, что я говорил. Мы знали, что надо быть внимательными к любым словам, пришедшим из сна или забытья, и стали ждать. Слова, рожденные лихорадкой, сбылись, – и с тех пор я несколько раз видел, как предчувствия и неясные видения становятся правдой.