Операция «Канкан»

© Матвиенко А. Е., 2024

© Оформление. ОДО «Издательство “Четыре четверти”», 2024

…Новичка в тюрьме заметно с порога. Он только что миновал первый круг ада, изведал грубость при задержании, тяжесть обвинения, крушение тусклой надежды «разберутся же. Он растерян, надломан. И еще не видел беспредела.

В переполненной транзитной камере с этим быстро. Долой полетели запреты содержать раздельно судимых и несудимых, ждущих суда или уже этапа в лагерь. Когда на одну койку, шконку по-тюремному, приходится более двух арестантов, свободных мест не найти и под нарами, все сидят вперемешку. Блатные верховодят, сплоченные, как стая хищников.

Новенький переминается в однобортном костюмчике, некогда пристойном, сейчас жеваном и с мазком крови на лацкане. Брезгует к чему-либо прикоснуться, и я его понимаю, сам был потрясен неделю назад. Жалкие потуги в области гигиены здесь не слишком заметны. Осклизлая пленка на полу, смрад немытых тел и кислых объедков и прочие впечатления набрасываются на человека, шокируют глубже, чем наглость конвойных. Потом привыкаешь.

Ноги новоприбывшего украшают сандалики, уместные летом в Поволжье. Но в лагере… Я шевелю пальцами в сапогах. На зоне они представляют такую ценность, что сплю не разуваясь. Все разговоры, что у своих красть – великий грех, то бишь западло, в транзитной камере не стоят ни гроша. Здесь нет своих, нет долгих союзов, с кем бы ни скорешился – друга скоро увезет этап. Но и тут приходится держаться земляков либо какой-то иной стаи, одиночку загрызут.

– З-здравствуйте!

Его тоскливый взгляд скользит по равнодушным физиономиям сидельцев, плотно занятым нарам, на миг втыкается в крохотное оконце, забранное прутьями.

А, вот и комитет по встрече. В тюрьме очень мало развлечений, появление неопытного новенького вносит разнообразие.

Карманник из Ворошиловска по кличке Тунгус неторопливо плывет по проходу в сопровождении фармазонщика Зямы, залетного одесского жулика. Я ненароком трогаю Василия. Его очередь спать, но концерт пропускать жалко. Вася присаживается и трет глаза пудовым кулаком.

– Какие люди! – расцветает Тунгус. На побитой оспой роже щипача расплывается обманчиво-широкая улыбка с украшением в виде порванной губы. – Что ж так скромно-то? Барахлишко хреновато…

Все достояние первохода одето на нем. В руках, нервно теребящих край пиджака, не видно узелка с едой, последнего гостинца с воли. Нечего отобрать, что можно было бы кинуть в общак и поделить меж семьями. Тунгус злится, оттого скалится в неискреннем дружелюбии.

– Не подскажете, уважаемый, где бы мне… – покупается на улыбку новенький.

– Кости кинуть? Найдем. По месту прописки.