На краю света

Аня любила поезда. Синие с жёлтой полосой только просвистывали мимо их станции, а вот серые с красной останавливались на 5 минут, и тогда Аня с бабкой брались за дело, одна с головы поезда, другая с хвоста:

– Кому пирожки! Горячие пирожки!

Пирожки бабка выпекала сама, а 14-летняя Аня ей помогала. Бабка была довольно угрюмой и крепкой, конкурентки побаивались исходившего от неё ощущения невидимой силы. А пирожки с картошкой, капустой и яблоками были очень вкусными – бабка вкладывала в них душу, а за её примером тянулась и Аня. Поэтому пирожки продавались успешно. Знала ли девушка-подросток, что через четыре года её занесёт в Москву, а ещё через два года – в Таиланд, столичный город Крунгтеп? Нет, не знала. Но из Транзитной хотела уехать, место было глухим и кое-где опасным. С работой было плохо, многие из молодёжи уезжали в ближайшие крупные города.

– Аня, учись хорошо. Вот будет тебе восемнадцать, и пойдёшь на инженера, – говорила бабка, которую звали Аксинья. Бабка была очень строгой, и у неё были свои представления о полезности тех или иных школьных предметов.

– Я лучше выйду за богатого инженера замуж, – отвечала Аня бабке, но только мысленно, а училась действительно хорошо. Особенно её интересовал английский, который преподавали в местной школе, и кулинария, под чутким руководством бабки. Аня хотела выйти замуж за иностранца и может быть когда-нибудь получить признание своих рисунков. Учительнице в школе они не нравились – «Федосеева, ну что за примитивизм, и почему почти одни кошки на рисунках?». Бабке рисунки не нравились и подавно —блажь, мол, это, а вот технические науки это стоящее. Поэтому рисунки приходилось прятать по ящикам стола.

Ещё Аня любила читать. По вечерам при лампе, каждая при своей и в своей небольшой комнатухе, Аня с бабкой читали или перечитывали всё, что могли достать в полуразвалившейся местной библиотеке. На колени к Ане часто приходила дымчатая кошка Фроська, полудикая, предпочитавшая общество Ани, хотя кормила её больше бабка. Иногда Фроська запрыгивала к Ане даже на кровать, и тогда девушка мысленно обращалась к кошке:

– Вот вырасту я, Фрося, и уеду от тебя. Разыскивать своих родителей и своего деда, может, найду их.

Родителей Аня не помнила, а бабка на все вопросы отвечала: «Уехали на заработки и не вернулись», и больше ничего. А вот дедушку Ефима Аня припоминала. Крупный, высокий и лысоватый, он был большой чудак. Любил достать где-нибудь на рынке то одно редкое растение, то другое, и посадить в огороде, сообща с ворчащей Аксиньей. Когда Ане было шесть лет, однажды утром дед вышел из дома и не вернулся. Аксинья прилагала много усилий, чтобы его найти, Аня плакала и надеялась, но он так и не нашёлся ни через год, ни через два, ни потом. Аня плохо помнила это время, налегала на учёбу, а Аксинья просто сильно замкнулась в себе и стала ещё большей молчуньей, чем раньше. ***

В последние недели две Аню мучило дурное предчувствие. Напрасно она пыталась забыться в улочках и рыночках Старого Крунгтепа и вкусной уличной еде. Не радовали ни любимые тропические фрукты— сладкое манго и отборная питтахайя, ни экзотический набор товаров в магазинчиках и на рыночках, ни разнообразные принадлежности для рисования, ни простор Крунгтеп-Сити, ни собственная вылизанная до блеска, снабжённая всем необходимым и любимым и обжитая современная квартира, которую предоставил ей Такеши. Банда Такеши была, казалось бы, самой сильной в Городе, и причин для беспокойства не было, но в последнее время беспокойство Ани вызывал сам Такеши: