Средневековье любящего сердца

Иной раз, каким-нибудь утром сидя на балконе, очень умилительно и ностальгично, наблюдать за своими уходящими детьми в школу, они, как и я детстве, нехотя пробуждаются, без энтузиазма идут к умывальнику, и с толикой недовольства направляются в школу. Эх, жаль, что они сейчас не понимают и не ценят таких кратковременных мгновений детства и юности, даже дед мне еще всё время надоедливо вторил, "радуйся, что пока забот никаких нет, что родители кормят и одевают, детство штука зыбкая, начинаешь ценить, только когда оно совсем пропадает с горизонта". Хотя, я ведь тоже не понимал деда, и жил детскую жизнь, жизнью человека который не смотрит за пределы года. А тем временем сыновья скрылись за каскадом гаражей и площадок, и я призадумался, а всё же… какими глазами я сам, смотрел на своё детство?!

Утро в последние годы стало чрезвычайно рутинным, мне одиннадцать лет и я с неподдельным трудом приподнимаюсь с объятий тёплой кровати по мановению маминого пробуждения.

– Вставайте дети. Говорила молодая Мама, призывая нас с братом проснуться.

Мы синхронно, каждый со своей кровати из жёлтого ДСП, закряхтели, нерадиво приподнимаясь и выставляя стопы на мягкий ковёр, в то время как в зале, Отец уже собирался на работу, держа в руке кружку с кофе, а мама жарила гренки на небольшой кухне. Мы с братом были погодками, он родился на один год раньше меня, в весенний сезон, а в меня жизнь вдохнуло лето, спустя год после рождения брата, тогда, по крайней мере, я покинул чрево. Единственным утешением тягостного утра, были разогретые утюгом тёмно-синие брюки, хоть и сплошная синтетика, но в детстве придаёшь слишком мало значения своему здоровью и комфорту, так что в первую очередь, прохладным утром, самым важным было тепло, и уж затем завтрак, я даже не говорю об умывании, когда сквозь дрёму даже тёплая вода вызывает на лице некое негодование. Надев на стопы носки, как раз поспевали горячие брюки со стрелками, и ты их стараешься надеть максимально резче, чтобы они успели согреть тщетно замёрзшую плоть. После этого, полагается надевать не всегда поглаженную рубашку, потому что вчера я её не слишком замарал, а соответственно и не помял, а значит, ещё можно носить пару дней. После белоснежной рубашки, следовало бы надеть жилет, входящий в комплект школьного пиджака, но нет, жилет является предметом "ботаников" и отличников, потому жилет игнорируется, и продолжает висеть на вешалке стенного шкафа. Однако и пиджак надевается не сразу, его надевают только после завтрака. Вообще Я привык идти в ванную комнату прежде, чем я надену рубаху, но в рубахе теплее, пускай хоть и манжеты замочу водой, и рукава станут грязно-серыми. Умывшись, а зачастую у нас с братом возникает своеобразная очередь, кто первый умылся – тот первый и садится за стол… так что я всегда побеждал, хоть и был младшим, а мотиватором в этом деле была не физическая сила, а желание покушать, брат же предпочитал завтраку, более длительный сон, хоть он и продлится на десять минут больше. Умывшись, я спешил к столу, потряхивая всегда пухлыми ляжками, на столе могло ожидать всякое, и омлет, и не вкусная каша, и йогурты и даже колбаска с хлебом, но сегодня были приготовлены гренки, я об этом догадался когда ещё умываться шёл. К завтраку обычно собирались на кухне уже все, и сонный я, пасмурно жующий хлеб, с весёлой миной Отец, улыбка которого чаще разжигала внутри меня необъяснимый бунт, вопрошающий, почему взрослые умеют просыпаться бодрыми и в настроении духа, а я нет? Кроме этого, за стол также садилась Мама, начиная свой заслуженный завтрак, разве что брата не было, потому как он в это мгновение, только идёт в ванную комнату, чтобы умыться.