Казачья серьга

Автор

Страниц

Год

—

«Казачья серьга: новые стихотворения известного волгоградского поэта Василия Макеева» - это уникальное литературное произведение, которое не только окунет вас в мир поэзии, но и познакомит с неповторимой атмосферой казачьего края. В эту книгу вошли поэтические циклы, созданные самим поэтом в течение последних лет, в то время, когда солнце только начинало звенеть в сенокосные утра и покрывало землю мягким сиянием вечерних часов.

Особенность этого издания заключается в том, что оно представляет собой исторический хроникл, воплощенный в стихах, рассказывающий о казачьей родине в хуторе Клейменовском. Автор великолепно передает настроение и духовную энергию этого места, тонко проникая в семейные уклады и историческую суть рода казаков.

Пейзажи степного края, описанные в стихотворениях, просто завораживают своими красками и атмосферой. Вы почувствуете, как раскинутое простором небо опускается к земле, как травы шепчут вам о прошлых временах, и как солнце ласково освещает каждый уголок этой земли.

«Казачья серьга» - это история, в которой каждый стих открывает новые грани прошлого и настоящего. Она приглашает вас в путешествие по времени и пространству, позволяя погрузиться в мир, где казачьи корни и природные картины степного края тесно переплетаются с мощной эмоциональной силой слов.

Читая эту книгу, вы не только ощутите всю глубину поэтического таланта Василия Макеева, но и найдете в ней неповторимую романтику и вдохновение. «Казачья серьга» - это настоящий сокровищница, открывающая перед нами уникальный мир казачества и природы степного края.

Читать бесплатно онлайн Казачья серьга - Василий Макеев

«Я был у Дона, на излуке Дона…»

Я был у Дона, на излуке Дона,

В степи моей, так странно дорогой,

И вдруг звезда мигнула с небосклона

Серебряной казаческой серьгой.

И мне приснилось

в девственную полночь,

Что всю-то жизнь в скаку и набегу

Фетис – мой прадед, иже Парамоныч,

Таскал на ухе знатную серьгу.

В бою смелы, в гульбе подчас угрюмы,

Но, свято чтя предания свои,

Его оберегали односумы —

Последнего заступника семьи.

И он не подкачал! Воспрял из чуней

И взял свое у песенной судьбы:

Спроворил чад и ласковых чадуний,

По всей округе вырастил сады…

Как жалко мне, что я, уйдя из круга

В небрежные превратности строки,

Не продырявил трепетного уха

Для оберега – то бишь для серьги.

Но иногда в душе легко

и празднично —

Не всё ж волне крутые берега! —

Звенит серьгой задиристого прадеда

Донской излуки вечная серьга.

Мой век

«Не из борцов и шустрых лиходеев…»

Не из борцов и шустрых лиходеев.

Лишь тем и грешен, что навеселе,

Мужчина под названием Макеев

Бредет по неустойчивой земле.

Презрев любовь и дела не содеяв,

Забыв родню и память на селе,

Упрямец непростительный Макеев

Один как перст остался на земле.

И сызмальства на ребрышках скамеек,

А пуще – на исчерканной скале

Не выводил «Здесь был В.С Макеев» —

Один поэт, ненужный на земле.

Но в череде дорог и юбилеев,

О, кто бы ведал в мороси и мгле,

Как потаясь мятущийся Макеев

От тихой боли стонет на земле!

Последняя песня

У Есенина сник колокольчик певучий.

Пронеслись у Рубцова, скрипя, поезда.

А у нас гулевые ракеты за тучи

Разлетаются с ревом незнамо куда.

Хоть и Бога еще скрепя сердце

простили

И сиянье вершин навели на него,

Только судьбы крестьян, их надежды

простые

Не волнуют на свете уже никого.

На соломенных свадьбах вправду

дико и горько,

На вокзалах кишит без куска детвора.

И который уж раз виноватую Зорьку

Увела нищета, взналыгав, со двора.

По церквам и погостам снова

заголосили,

Голубица снесла в ржавых пятнах яйцо.

И кровавый наемник оголенной России

Плюнул жвачкой зеленой

в расписное лицо.

«Побурели сады…»

Побурели сады.

Ожидая не впрок листопада.

Над степной голызной

Очумело кричит козодой.

Иль кислотным дождем

Окатилась родная левада.

Иль омылась она

Материнской горючей слезой.

Не успела уйти

К дочерям на хлебы даровые.

У покорных могил

Дорогого совета спросить.

На присадистый дом

Заявились купцы гулевые

И давай сгоряча

Все нажитки ее поносить.

Мол, холодный чулан,

И наличники смотрят непрямо,

И старинная печь

Чересчур широка и толста.

Осерчала моя

Бестелесно-упрямая мама

И турнула гостей

В золотые свои ворота.

Дом скрипел и стонал.

Словно в нем совершались

поминки.

Словно кто-то обрек

Плоть его на замедленный слом.

И дрожали под ним,

Как в бреду, вековые обчинки,

И напуганный голубь

Гундел над щербатым крыльцом.

По округе тоска

Расплескалась зарей неминучей,

Лишь пустырник махор свой

Возносил на корявой стерне.

Снова солнышко село

За кузнечно-чумазые тучи,

И в своем далеке

Я слезами давился во сне…

«Жалею ли, скорблю…»

Жалею ли, скорблю,

А впрочем, не жалею:

Чтоб пуще расплелась

Проворная трава,

В заброшенном саду

Я вырубил аллею,

Хоть клялся не губить

Впустую дерева.

В ней выросли цветы

Продолжить чтение

Вам может понравиться: