В чужом отражении

Моя сестрёнка всегда знала, как поднять мне настроение с утра пораньше. Вот и сегодня … постаралась. А то как же я без её помощи.Скривившись, я выключила видео, которое она мне прислала, и проверила время. Четыре утра. Прям как по заказу. И самое что обидное, Аня наверняка даже не подгадывала – просто так получилось: в четыре утра, без объявления войны…Горько усмехнувшись, я вдруг поймала себя на мысли, что с удовольствием бы сейчас швырнула дорогой аппарат о стенку – чтобы присланное видео навсегда исчезло.«Если бы все проблемы решались так легко…»— Нехорошо, Яна Владимировна, — укорила я саму себя. – Ой, нехорошо… Я аккуратно положила телефон на тумбочку и легла обратно под одеяло, заставляя себя заснуть.Четыре утра. Мне через два часа вставать.

Будильник прозвенел в шесть тридцать, разбудив меня второй раз. За окнами хмурое серое утро, затяжной дождь и депрессия, просачивающаяся через открытую форточку.Депрессия – в дверь, а мы в окно… то есть наоборот, в дверь. Бегом. Бег отличное средство от всех бед. И от лишнего веса убережёт, и голову прочистит...Сделав привычный круг возле дома, я решила, что погода позволяет большего – и побежала в лесопарк, ломая «утреннюю малину» моим соглядаям: они, может, и дальше «пасли» бы меня на своей машинке, да только в парк на их внедорожнике въехать было нельзя… Я была уже за поворотом, когда услышала хлопки дверей и отборный мужской мат.Ага, побегайте за мной во время дождика.Парк был достаточно большой, но безлюдный – потому что пользовался плохой славой. Настолько плохой, что даже собачники предпочитали гулять лишь по краешку, не забредая внутрь. Но мне с доблестной охраной бояться было некого… Хоть здесь какая-то польза.Дождь закончился где-то через полчаса. К этому времени и волосы, и футболка успели промокнуть насквозь, а белые кроссовки хоть и оставались сухими внутри, снаружи утратили свою привлекательную белизну.«А ещё волосы придется сушить», — грустно подумала я. – «Значит, придется пожертвовать завтракам – или опоздать на работу»Прикинув, сколько времени мне понадобится, чтобы привести себя в порядок, я свернула к дому – мои соглядаи свернули за мной.Парни, как выяснилось, если свой хлеб с маслом если не просто так: в конце парковой дорожки, выходящей на пустую дорогу, стоял припаркованный автомобиль.Очень дорогой автомобиль – не только для этого района, но и для всего города. Мне бы развернуться и побежать обратно, но времени делать такой большой крюк по парку у меня не было, пришлось двигаться навстречу своему несчастью.Стекло на пассажирском сидении медленно опустилось, и я увидела Соболева. Строгое выражение лица, по стать дорогущему деловому костюму. Суженные глаза. Чем я его могла разозлить-то?Я запоздало поняла, что он мог узнать про видео, которое мне прислала ночью сестра… Надо было срочно разворачиваться назад, но он, будто почувствовав моё настроение, резко рявкнул:— Яна, сюда быстро!К ноге, собачка! Сидеть. Лежать. Голос.Я ненавидела его за это – за то, что у меня не было никакого другого выбора, кроме как его послушаться.Я медленно поплелась к машине, надеясь немного отсрочить наше общение. К несчастью, у Соболева отчего-то сдали нервы, и тот сам выперся из машины.— Что, нормального белья не нашлось, — рявкнул он, больно схватив меня за руку. Не успела я опомниться, как мне на плечи опустился его пиджак. Пиджак пах дорогой туалетной водой, а сам Соболев казался слишком… свежим для человека, который всего пару часов назад кутил в клубе: свежевыбритый, с уложенным волосами – волос к волосу, а не тот хаос, который я когда-то наводила своими пальцами… Я горько усмехнулась, заметив разбитые костяшки на его пальцах. На видео они тоже были. Получается, видео всё же не совсем старое… — Ты меня вообще слышишь? – рявкнул Дмитрий, больно схватив меня за подбородок и насильно разворачивая моё лицо к себе. – Яна!— Что…— Я запрещаю тебе появляться в таком виде, — рявкнул он мне прямо в лицо. Раздражённо. Зло. — Моя жена не будет выставлять себя напоказ.— О чем ты говоришь? – спросила я, игнорируя весь его гневный спич про жену. Я даже на всякий случай себя оглядела: обыкновенные леггинсы для бега, обыкновенная футболка.И только когда Соболев больно сжал мою правую грудь, до меня дошло. Промокшая майка липла к телу… простой, но удобный бюстгальтер без поролона, демонстрировал нормальную реакцию женской груди на холод.— Об этом, — пролаял он. – Что ты себе позволяешь?«Намного меньше, чем хотелось бы», — устало подумала я, произнеся вслух совсем другое:– Дим, никто кроме тебя даже не обратил на это внимание.Соболев долго изучал что-то на моём лице, затем недовольно фыркнул и высокомерно потянул:— Садись, я отвезу тебя домой.— Мне тут два шага пройти.— Садись! – приказал он таким тоном, что я не рискнула дальше возражать.Я неловко села в его огромный автомобиль и сжалась у двери, понимая, что у раздражённого Соболева полностью отсутствуют тормоза. А сейчас он был не просто раздражённым – он был зол. Оказалось, что дело не только в намокшей футболке.Проезжая по пустынной улице в сторону дома, где я жила, Соболев ядовито комментировал район: где, сколько человек было убито, изнасиловано, покалечено. Как будто я сама не знала, в какой районе живу. Но это было единственное доступное для меня жилье: дочь моей начальницы уехала на ПМЖ в США, а квартира несколько лет стояла бесхозная: благополучные семьи предпочитали снимать в другом конце города. Я жила можно сказать бесплатно – платила лишь за коммуналку и дважды в месяц работала по субботам, доделывая проекты за снохой начальницы.Всех это соглашение устраивало, и лишь Соболев рвал и метал с первого дня моего переезда, как будто не понимая, что у меня просто не было выбора. Я не могла вернуться домой к маме и бабушке, не могла 24 часа в сутки изображать молодую жену, сбежавшую от мужа лишь из-за притирки характеров. И к сестре переехать я тоже не могла.Слишком тяжело.Соболев, закончив читать свои нотации, пристально посмотрел на меня.— Прекращай дурить, Ян. Возвращайся.Молча отведя взгляд в сторону (зверю нельзя смотреть в глаза, это вызывает агрессию), я покачала головой и будто невпопад заметила, что опаздываю на работу.Соболев усмехнулся – я услышала, как он усмехнулся, и надменным голосом высокого начальника оповестил, что на следующей недели прием у губернатора области, и мы обязаны быть.Я кивнула… не потому, что худой мир лучше войны, а просто потому, что побоялась возмущаться – и меня наконец-то отпустили.Правда, всё время, пока я шла до подъезда, мою спину жёг тяжелый взгляд Соболева … И я вдруг совершенно отчетливо поняла, что мой поступок он воспринимает просто как безобидную блажь; как только у него кончится терпение – у меня сразу же кончится свобода.Это злило.Как я могла влюбиться в подобное чудовище? Как могла принять его за безобидного, нормального парня? Как Соболев мог так долго притворяться нормальным парнем, когда в нём и намека не было на нормальную человечность — будучи хладнокровным и расчетливым в бизнесе, он сохранял эти качества и за пределами деловой жизни. У него не было родных, не было близких друзей, которым можно излить душу – лишь хорошие приятели, соратники, компаньоны.Соболев был не из тех, кому нужны откровенность, душевное тепло или какой-то коллектив. Он использовал людей ради своих целей и своих желаний – и выкидывал их на помойку за ненадобностью. Многие из его окружения ошибочно считали, что Соболев похож на царя зверей – льва, окружённого своим прайдом. Его огненно рыжие волосы и такого же пламенеющего цвета щетина приводили людей в заблуждение. А может, всё дело в том, что они не заглядывали к нему в глаза, не видели его звериную жестокость. Нет, Соболев только выглядел львом, завлекающимся в своей саванне. На самом деле, внутри него находилась холодный, расчетливый змей — чудовище, лишенное всех человеческих чувств. Во главе угла всегда у него всегда было только его желание – и ничто другое его не интересовало.Когда-то я дико ошиблась, приняв его за кого-то другого. За мужчину своей мечты. Радовалась как идиотка, что смогла найти вторую половинку своей души, как наивная дура мечтала о будущей семейной жизни – и не видела, что он лишь развлекается за мой счёт.Когда он всё же разрешил мне уйти, я подумала, что это всё. Что я стала ему неинтересна, что у него появилась новая игрушка… Полагала, что как только я стану жить отдельно, его интерес станет угасать – и постепенно сойдет на нет.Я даже надеялась, что когда-нибудь, в каком-нибудь очень далеком и светлом будущем, мне даже разрешат развестись и начать свою жизнь сначала.Но что, если этого никогда не случится? Что, если он не собирается бросать свою игрушку до тех пор, пока окончательно её не сломает?