Маршмеллоу с коньяком

Глеб устремился в отремонтированные палаты начальства на ковры… точнее на замененные на новьё начальства ковролины. В этой пещере дракона он еще цветик-венерину не искал. Пронесся прекрасным кентавром мимо злодея к окну. Так и есть: исчадие зла утащило в мрачную обитель нежнейшее создание в недавно приобретенном Гвоздинским горшке. Свою монстеру, гад жабский, не забрал, а его чудесницу-то слапал.
– А что это ты тут круги наматываешь? – навострил уши разоблаченный злодей.
– Вы случайно захватили с собой мой цветок, – сделал Глеб беспристрастное лицо и внимательно пересчитал ловушки.
– Надо же, – призадумался Жаб. – А я подумал, что он мой. Перепутал в хлопотах переезда.
Ах ты ж, хлопотушка-врушка.
– Не ваш. – Гвоздинский аккуратно сгреб горшок. – Ваши, извините, пиран…
Он заметил, что Жаб не привычно растекся по креслу, а довольно-таки бодро стоит. Ковыряет что-то сачком и пальцем в стеклянном кубе. Радостно щебечет и квакает что-то воде.
– Здравствуйте, бабочки! – умилился Гвоздинский и подошел поближе. – Ну надо же, доставили. А они совсем не так ужасны и опасны, как казались, – тихонько поприветствовал он рыбок постукиванием по стеклу.
– Это другие неопасны, – надулся Железняков. – А мои – очень. Потомство крайне опасных особей. Мамка – чемпион по пираньим боям.
– Ага, теперь вижу, – то ли «подхалимнул», то ли от греха подальше согласился Глеб.
Хочет человек быть опасным Жабом с опасными пираньями – Гвоздинскому нетрудно поддакнуть. До этого Железняков повествовал, как его сексуально опасный кот перепортил сотню самок, даже не покидая стен квартиры. А ранее – скольким доберманам перегрызла горло такса Жаба. Вот нынешней кошке, к сожалению, похвастаться нечем. Пираньи бои – ишь чего придумал.
– Фото мамки даже в книжке напечатали. – Жаб потряс перед лицом Глеба талмудом. – Воот! На двадцатой, между прочим, странице. Не в конце! – сообщил по-отечески гордо.
– Ну надо же, – восхитился Глеб и, осознав, что с Венериной под мышкой напоминает греческих купальщиц с древних фресок, взгромоздил горшок на аквариум. – Разрешите посмотреть.
– Ий! Ты куда свою крокозябру поставил? – вскинулся Железняков. – Царапаешь стекло и рыб пугаешь.
Гвоздинский оскалился. Они с его цветком испугали бойцовских рыб. А напечатать… их тоже напечатают. И возможно, даже не в глупой книжке про глупых рыб, которую кроме глупых владельцев никто и не читает, а сразу в энциклопедии.
Он торжественно поднял горшок и устремился с ним на выход.
– Что там с ЦПУН? – окликнул на выходе его Жаб.
– Заканчиваю, – отозвался Глеб.
– Хорошо. – Железняков снова принялся копошиться над аквариумом. – Я сегодня составлю приказ на премию за особо важное… Ты взял не свой участок, закрыл в срок… при загруженности, – пробормотал себе под нос.
Гвоздинский, не оборачиваясь, растянул губы в торжествующей ухмылке:
– В размере оклада?
– Оклада, оклада, не наглей, – заторопился Жаб.
– Разовую?
Начальник грозно развернулся к нему:
– Я прекрасно помню про надбавку, – рыкнул сквозь зубы. – Не надо меня лишний раз дергать… Всему свое время, – добавил с неохотой.
Глеб, улыбаясь, кивнул.
– Иди уже, работай, – махнул Жаб в него рукой. – Ходишь тут, не даешь рыбам привыкнуть к новой обстановке. Они должны осознать, – бережно он погладил крышку аквариума, – как им с заводчиком-то повезло. Был бы другой Андрей Борисович так терпелив, зная все-все их проказы? Наблюдал бы умилительно в сторонке, закрывал на все глаза? Зная их неангельский характер, другой Железняков бы их любил? Давал бы им пошкодничать и порезвиться? Вкусной говядинкой бы угощал?