Он моя цель

И вдруг меня охватывает несказанная печаль, которую несёт в себе время; оно течёт и течёт, и меняется, а когда оглянешься, ничего от прежнего уже не осталось. Да, прощание всегда тяжело, но возвращение иной раз ещё тяжелее.

Эрих Мария Ремарк

Боль никогда не уходит беcледно. Она всегда несет за собой последствия. Каждый день несмотря даже на то, что прошло уже достаточно времени, чтобы начать новую жизнь, начать жить заново, я вспоминала этот ужасный день, перечеркнувший все. Я желала ему смерти таких же страданий, какие я испытываю, по сей день, спустя три года. Каждый раз, когда я ложилась спать, перед глазами появлялся тот ужасный день, и я будто переживала этот кошмар заново.

Маленький протяжный вдох. Я буквально почувствовала, как воздух прошел через мои легкие и вышел из меня. Первый взмах ресниц, и ярко-белый свет уколол мои глаза. За окном светит яркое солнце и по светло-голубому небу плывут облака. Когда я была в коме, я думала, что очнувшись, я сразу же смогу встать и ходить. Но я была наивной.

Первый год после комы

Когда я пришла в себя, то не могла вспомнить что-то, кого-то. Передо мной стояли мужчина и женщина. Мозг напрочь не хотел вспоминать лица родных и близких.

Женщина, у которой на лице проявились морщины, волосы были не уложены и не было на ней макияжа, подошла ко мне и прижала меня к себе.

Придя в себя, я начала колоссальную работу не только над своим внутренним миром, но и над своим физическим состоянием. Я училась заново ходить, заново писать, держать ложку в руке. Меня приспособили к инвалидному креслу, поскольку я не могла даже спину держать. Я словно снова родилась.

Прикосновения этой женщины были для меня отстраненными, но, когда я почувствовала ее прикосновения, внутри проснулось знакомое чувство, будто раньше я уже это испытывала.

– Мы так счастливы, – говорила она сквозь плач. – Врачи уже не давали нам положительных надежд, мы уже были готовы к самому худшему.

Я понимала, что она говорит, но в голове не вязалось ни одного ясного предложения, чтобы ей ответить. Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но не смогла и слова выдавить.

Глаза женщины расширились, и она отодвинулась, посмотрев на мужчину. Они оба были удивлены. Я сама не особо понимала, что происходило. Оглядевшись, я увидела палату, сделанную в бежевых и белых тонах. Только аппарат нарушал неловкую тишину.

– Дэвид, она нас не помнит, – снова заплакала эта женщина.

– Джулия, она всё вспомнит. Она обязательно всё вспомнит, – спокойно сказал он, обняв женщину.

Весь этот год я провела в больнице. Я заново училась делать привычное для человека. Мои родители и психолог много разговаривали со мной, чтобы я вспомнила своё прошлое. Как бы им не хотелось говорить мне о моих последних часах жизни до аварии, им всё равно пришлось бы об этом сказать.

Я прекрасно помню ту боль, которая с новой силой ударила по мне. Я буквально впала в панику из-за действительности. Не могла поверить во всё это. Я помню, как встала с кровати и сказала маме: «Я не хочу больше с тобой разговаривать и иметь что-то общее с тобой», а затем вышла из палаты.

Второй год после комы

Я наконец-то стала той, кем была, только улучшенной версией себя. Я не могу сказать, что вернулась в прежнее русло. Дважды в реку не входят. Если папа и простил маму, то только не я. Она обманывала меня всю мою жизнь, потому что сама же обманывала себя и свои чувства. Именно поэтому папа оставил мне свою квартиру, а сам переехал к маме. Я не думаю, что он предал меня или что-то в этом роде. Просто он остался у своей точки зрения: если люди любят друг друга и у них скоро будет ещё один ребёнок, то почему бы им не быть вместе? Мы ведь всегда что-то принимаем. Принимаем то, что говорит наше сердце. Никто не знает: правильно это или нет. Мы просто это делаем, потому что считаем это верным решением для нас.