Измена Ты моя Ошибка

Слова начальника повисли надо мной, как приговор: я уволен.

Мы сидели за угловым столиком ресторана. Официант нервно переставлял бутылки на барной стойке, стараясь не смотреть в нашу сторону.

Начальник откинулся на спинку стула.

– Приказ о вашем увольнении вступает в силу немедленно. По статье.

Он так ни разу и не поднял на меня глаз.

Казалось, что это не про меня. Какой-то посторонний Михаил Русяев лишается сегодня должности оперативника, лишается будущего, а я просто наблюдаю со стороны.

Начальник выдерживал паузу, ожидая моей реакции. Наверное, хотел увидеть мольбы или возмущение. Но я молчал. Сказать было нечего: в отделе уже всё решили за меня. Какое унижение – меня даже не вызвали на ковёр в управление, а назначили встречу на стороне, словно я заразный.

Я провёл ладонью по столу рядом с лежащим документом – приказом об увольнении.

– Подпишите, – начальник толкнул ко мне ручку и лист. Его тон был будничным, даже усталым. Будто мы оформляем какую-то мелочь, а не ломаем чью-то жизнь.

Я взял ручку. Михаил Андреевич Русяев, ознакомлен, согласен, свободен.

– Вот и славно, – выдохнул начальник, забирая документ. Он поднялся, одёрнул пиджак. – С вами, Русяев, приятно было работать. Но обстоятельства... сами понимаете.

Я понимал только одно: меня вышвырнули, как надоевшую вещь. Хотелось вскочить, сказать ему в лицо всё, что думаю. Про «приятно работать», про «обстоятельства». Что я столько лет горбатился за них, лез туда, куда другие боялись, рисковал семьёй, совестью – а в итоге меня выставили крайним.

В памяти всплыл каждый опасный эпизод службы: ночные засады, погоня по крыше склада, лезвие ножа у горла, горячая кровь на моих руках, когда вытаскивал раненого напарника под выстрелами. Всё это теперь будто не имело значения – никто даже не вспомнил. Слова подступили к горлу, тяжёлые, жгучие. Но я молчал.

Начальник, не дождавшись ответа, сунул подмышку папку и протянул мне руку. Я машинально пожал. Он развернулся и пошёл к выходу, не оглянувшись.

– Желаете что-нибудь? – раздался робкий голос официанта.

Он возник рядом бесшумно. Молодой парень лет двадцати натянуто улыбался, хотя глаза выдавали растерянность. Наверное, думал, что я остался без денег заплатить или собираюсь устроить сцену.

– Нет, спасибо. Счёт, пожалуйста.

Официант принёс счёт – и за его остывший чай тоже. Я молча заплатил, не вступая в объяснения.

Возвращаться домой не хотелось. Надо было сказать жене правду.

По дороге я купил бутылку коньяка – дорогого, на последние деньги, будто мог купить себе хоть каплю самоуважения. Сжимая пакет, я брёл на автопилоте. Кажется, кто-то из знакомых помахал мне через улицу – я не ответил, лишь прибавил шаг. Не хотел ни с кем встречаться, ни на кого смотреть.

Через полчаса я стоял перед дверью собственной квартиры и не мог заставить себя повернуть ключ. За дверью звучал телевизор, голоса детей – мультфильм, должно быть. Всё как обычно, будто ничего не случилось. А я так и стоял на пороге, не в силах войти. Как сказать родным, что их отец и муж больше не работает в полиции?

Я медлил до последнего. Но скрип двери привлёк внимание изнутри. Двое маленьких лиц показались в щёлке: сын и дочка, обоим ещё нет десяти. Увидев меня, они тут же бросились обнимать, наперебой заговорили.