Я открываю дверь в цех, и громкий шум наполняет мой слух. Удары огромных двадцати пятитонных прессов, выбивающих металл, и шипение компрессоров, качающих воздух, —оглушительные звуки и одновременно приятные, потому что цех кипит работой. Иду по широкому проходу мимо огромных станков и вижу мастера механического цеха. Увидев меня, мужчина одаривает своей жизнерадостной улыбкой.
– Олег Николаевич, здравствуйте! Как дела? – перекрикиваю я грохот перфорационного станка, на котором оператор работает в наушниках, как и все вокруг.
– Доброе утро, Полина! Всё отлично! – отвечает мужчина с густой седоватой шевелюрой и поднимает большой палец вверх.
– Хорошо, – киваю я и иду дальше к кабинету начальника производства и главного инженера.
Через толстые стекла больших окон кабинета, выходящих в цех, вижу двух мужчин явно о чём-то спорящих. Захожу внутрь и закрываю за собой дверь. Шум цеха сразу стихает и в кабинете с отличной шумоизоляцией слышно мужские голоса.
– Ничего нельзя без присмотра оставить. Твою ж мать! Почему слесаря никогда не спросят?
Михалыч молчит, потупив взгляд. Он знает взрывной характер Александра Викторовича и предпочитает не вступать с ним в спор. Тем более его вина, что не досмотрели за новыми слесарями.
– Кто сказал Коле рубить полторашку на этих ножах? Они рассчитаны были на единицу максимум. Запороли на хрен ножи немецкие! Теперь новые, ё.. вашу мать, нужно заказывать! А когда они придут?
Главный инженер закатывает глаза и, повернувшись к двери, видит меня.
– Извините меня, Полина, за мой «французский», – смущённо говорит мужчина. – Доброе утро!
– Доброе утро! Ничего, Александр Викторович, я уже привыкла, – улыбнувшись, отвечаю я.
Мне всегда нравилось, как этот высокий, широкоплечий, взрослый мужчина средних лет смущался, когда я застукивала его за нецензурной бранью. Но услышать это от него можно было, только здесь, в цехе. В офисе это был воспитанный и вежливый человек. Видимо, в цехе, как и в армии, крепкий русский мат помогает работе.
Он сердито смотрит на Михалыча и, развернувшись к выходу, буркает:
– Теперь гильотина два часа простоит без дела, – толкает дверь и выходит.
Я подхожу к начальнику производства ближе.
– Алексей Михайлович, как наш заказ на «Деканс»? Они уже весь телефон мне оборвали. Сроки подходят, нужно готовить отправку.
Он опускает голову и кладёт ладонь на затылок.
– Сейчас уже зачищают и полируют. К следующему понедельнику будет всё готово и упаковано.
– Отлично! Я тогда займусь подготовкой документов.
Я выхожу из цеха по залитому гладким бетоном полу, стукая своими каблучками, которых в оглушительном шуме работающего цеха не слышно. Возвращаюсь в офис, в котором с утра уже какое-то оживление и суета. Захожу в столовую, чтобы сварить чашку крепкого эспрессо. Включаю кофе-машину и жду свой ароматный, бодрящий напиток. Как ураган, залетает Таня, наш бухгалтер.
– Что за суета? – спокойно спрашиваю я, заглядывая в телефон и читая сообщения.
– А ты что не слышала ещё? – удивлённо поднимает она свои нарисованные широкие брови.
Меня на работе не было два дня, потому что лежала с температурой один день, а на второй всё так болело, что встать не могла. Тело до сих пор болит немного и слабость, но нужно было срочно выходить на работу. Заказчики нервничают. Ещё контейнер с фурнитурой и комплектующими на таможню приходит послезавтра, поэтому мне нужно срочно отправить все документы по импорту брокеру.
