Чулок

ЧУЛОК

Розен Антонине Павловне, юристу, бухгалтеру и совладельцу фирмы «МАЛЫШ», исполнилось пятьдесят семь. Крупная, видная, с большим ртом и необычными глазами цвета фиалок, Антонина с достоинством принимала поздравления. Главный, Степан Аркадьевич, оставил на ее столе пухлый конверт без надписи, пересчитать содержимое коего она не удосужилась, небрежно смахнула в сумочку – знала, что не обидел. Рядовые сотрудники Тонечку уважали, боялись и недолюбливали, а вот поздравить спешили, едва перешагнув порог офиса. Повышенное внимание к своей персоне, желание прогнуться, отметиться, Антонина воспринимала как должное, а иной раз раздражалась, могла и отбрить острым языком так, что мало не покажется. Все в «МАЛЫШЕ» знали, хочешь удержаться, получать приличную зарплату, найди подход к Тонечке, завоюй ее благосклонность. Положение свое и авторитет Антонина по праву считала заслуженными и наслаждалась ими в полной мере. Она царила, ходила неспешно, величаво, чуть покачивая тяжелыми бедрами. Не ходила, плыла. Одевалась Тонечка строго, дорого, элегантно, духами пользовалась чуть, едва прикоснувшись к мочкам ушей. Чувство стиля, шика, изысканности было присуще ей с юных лет, она никогда не выглядела ни дешево, ни вульгарно.

Антонина всерьез и не без оснований считала себя особенной, избранной, ведь специалисты такого класса встречались нечасто.

Что касается личного, то не было гладко, но многие жили куда как хуже. Муж ее года три как лег на диван и превратился в комнатное растение. Он поднимался только затем, чтобы достать из холодильника новую бутылочку пива. Поначалу Антонина жалела его, потом злилась, нервничала, орала, грозилась выгнать бездельника, но… не сработало. От родителей Николаю осталась премиленькая трехкомнатная квартира на Войковской, рядом с парком. Он не был бездомным, квартиру сдавали, жильцам можно и отказать. Они планировали подарить эту квартиру Оленьке, дочке, когда придет время. Антонине не удалось запугать внезапно изменившегося супруга, она еще пыталась что-то предпринять, но все безуспешно. В конце концов, ощутив бесплодность своих попыток, махнула рукой. Чтобы заставить его хоть как-то шевелиться, она не стала нанимать домработницу; в обязанности Николая входила уборка и готовка нехитрых ужинов для уставшей жены. Он был неприхотлив, для себя много не требовал, и Антонина привыкла , как привыкают люди ко всему. Кроме того их накрепко связывала дочь, нечаянная радость, явившаяся миру тогда, когда Антонина и мечтать забыла о детях. Оленьке шел пятнадцатый год. Антонина нарадоваться не могла на чадо свое. Делала все, чтобы ребенок ни в чем не нуждался, в том числе папашу ее непутевого оставила в покое, в семье должно быть тихо, спокойно, уютно. По сути, она мало что знала о своей Оле, приходилось много работать и вникать в ее жизнь, по-настоящему интересоваться, чем живет отпрыск, попросту не хватало времени. Предателем Антонина не была, порывам почти никогда не поддавалась, сначала все хорошенько обдумывала. Николай долгое время был ей хорошим мужем; и заботился, и любил, и желанен был как никто ни до, ни после. Они поженились немолодыми и были счастливы почти десять лет, Антонине казалось, что лучше и быть не может, а уж когда о беременности узнала и вовсе взлетела. Однако Оленьке лишь два исполнилось, с Николаем что-то произошло; словно подменили. С женой спать перестал, причем как-то вдруг, без видимых причин. Однажды вечером , когда дом уже спал, Антонина потянулась к мужу за лаской, а он вдруг вздохнул тяжело, мягко отстранил ее, ушел себе в гостиную и залег там. Ничего кроме недоумения она тогда не испытала, завернулась с головой в одеяло и спокойно уснула, кошки на душе не скреблись, обида не душила; мало ли, чего в жизни не бывает. Однако оказалось, что все серьезно. Николай возвращаться в супружескую спальню явно не собирался. Антонина ничего понять не могла; думала, у него другая появилась, придется побороться. Наняла детектива, тот только руками развел – никого, дескать, у вашего супруга нет. Маршрут у него один: дом-работа-дом. Обескураженная Антонина совсем голову потеряла, металась, разговоры разговаривала, шелковые пеньюары демонстрировала. Вечерами она раздевалась догола и придирчиво осматривала себя в большом зеркале. Зеркало отражало все ту же Тоню, в которую совсем еще недавно Николай был так страстно влюблен. Антонина решила, что все дело в неуемном ее темпераменте, может она просто заездила немолодого своего мужа? Она пыталась осторожно выяснить, что же все-таки происходит, унижалась даже, на цыпочках кралась в темноте к нему на диван, прижималась тесно, жарко дышала, но Николай отворачивался и сонно просил ее идти спать. Ничего не помогало. Николай и вовсе перестал женщинами интересоваться, замкнулся и в работе находил и упоение, и успокоение. А потом и работу забросил. Не подозревала его деятельная жена , что можно вот так бездарно проводить дни нестарому еще человеку. Скорее всего он растратил отведенную ему мужскую силу и не хочет это озвучивать, сделала вывод Антонина. Она горевала, конечно, Николай по-прежнему привлекал ее, и смириться с новым положением получалось с трудом. Но против природы не попрешь, надо жить дальше.