Лик Сатаны - Ирина Александровна Мельникова, Георгий Александрович Ланской

Лик Сатаны

В жизни Саши осталось мало светлых моментов, и она часто ощущала обреченность и пустоту. Оскорбления и унижения лишали ее гордости и силы. Однако, Саша не могла просто смириться с такой судьбой и решительно взялась за расследование трагической гибели своего деда, вовлекая в это опасное занятие журналистов Никиту Шмелева и Юлию Быстрову. В ходе их совместного расследования стало ясно, что Сашин дед не был таким праведником, каким казался на первый взгляд.

Это открытое расследование оказалось подобно раскрытию множества давно забытых и терзающих скелетов в шкафу. Секретное прошлое деда оказалось просто ужасным. Но что заставило Сашу затеять это расследование и подвергнуть свою жизнь и жизни своих близких опасности? Оказывается, причины заключались в иконе, которую ее бабушка, работавшая в музее, принесла на экспертизу. Внимательный взгляд бабушки заметил, что лик святого был переписан, и это открытие стало отправной точкой всего остального.

Теперь Саша не может остановиться на полпути. Ей обязательно нужно узнать причину смерти своего деда. Кажется, трагическая гибель бабушки тоже была подсчитанной случайностью. Разгадка этого загадочного пазла стала главной целью Саши. Что они обнаружат на своем пути? Какие страшные подробности станут ясны? Для Саши нет пути назад, и она намерена пройти через все трудности, чтобы узнать правду и расставить все точки над "i". Эта история полна опасности, интриг и секретов, которые жаждут своего разгадывания.

Читать бесплатно онлайн Лик Сатаны - Ирина Александровна Мельникова, Георгий Александрович Ланской

© Мельникова И., Ланской Г., 2015

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

* * *

Пролог

1938 год. Карпаты

Раннее утро занималось над горами, скрытыми синей дымкой. После ночного дождя огромные камни в серых пятнах лишайников были скользкими и холодными, но среди них виднелась едва заметная тропинка, пробитая среди мхов и зарослей жерепа[1].

Темные стволы смерек – огромных елей – проступали сквозь туман – звуки шагов плавились в нем и пропадали. Сыро и зябко было вокруг, но отец Павел не замечал этого. Нужно было до восхода солнца дойти до вершины и вернуться в храм к утренней службе. Из-за дождей он три дня не поднимался в часовню и беспокоился, что ее залило водой. Старенькая ряса намокла и облепляла ноги, замедляла ход. Иногда он останавливался, опирался на посох и осматривался окрест. С еловых лап свисали седые лохмы мха-бородача, листья, траву покрывала роса, туман клубился среди деревьев, цеплялся за ветви и кусты. Дышалось тяжело, воздуха не хватало, чем ближе к вершине, тем чаще останавливался отец Павел и тем дольше переводил дыхание.

С Пасхи, когда сошли густые снега, завалившие дороги в долину, его не покидала тревога – неясная и оттого более болезненная, которая отнимала силы. Прихожане приносили вести снизу. И вести эти – противоречивые, смутные и поэтому страшные, вероятно, и породили тревогу.

Люди шептались о хлопаках, что нападали на польские имения, поджигали их и расправлялись с владельцами, убивали поветовых чиновников и местечковых старост, пограничников и полицейских. Это они расправились с польской учительницей на глазах учеников, а после сожгли школу, подперев двери бревном, а тех детишек, что пытались выбраться из окон, забивали бартками[2] и хохотали… Хохотали!..

Отец Павел перекрестился и перевел дыхание. До вершины оставалось совсем ничего, а силы почти оставили его. Он скользил по мокрой глине, хватался за ветки и с трудом преодолел последние метры тропы. Ели расступились, открыв взгляду нагромождение камней, затянутых можжевельником. Часовенка с этого места была не видна, но через десяток шагов покажутся из-за скальных обломков сначала крест, затем луковка, а потом и она сама, установленная на перевале рядом с разрушенной польской каплицей[3] и каменным крестом.

С каждым годом ему становилось все тяжелее подниматься к часовне, и он знал, что когда-нибудь не сможет этого сделать. Все чаще давала знать о себе раненая нога, и легкие, тронутые немецким хлором, плохо справлялись с разреженным воздухом высокогорья.

Задыхаясь и шепча молитвы, отец Павел наконец миновал камни и опустился возле входа в часовню на чурку, которую неизвестно кто принес на вершину. В ясную погоду отсюда открывался вид на широкие полонины, на гуцульские села и хутора, на круглые колыбы пастухов и бесконечные поскотины, которые разделяли выгоны для скота.

Но сейчас, в последние минуты перед восходом солнца, полонины и горы пониже тонули в тумане. Мрачные горги[4], суровые скалы, колючий чагарник[5] и цепкий яловец[6], свинцовые тучи над головой только усиливали тревогу. Ледяной ветер, который то и дело менял направление, пронизывал ветхую рясу насквозь. От его порывов не спасали ни стена часовни, ни нагромождения камней. Ветер свистел между ними, заливался на все лады – чувствовал себя безраздельным хозяином угрюмой каменной пустыни.