На Маме - Лев Куклин

На Маме

Страниц

20

Год

Рассказ «На Маме» Льва Куклина: потрясающая история любви и чувстенности

Редким даром писать о настоящей любви обладал Лев Куклин – известный писатель, поэт и песенник из Санкт-Петербурга. И хотя многие из его рассказов остались неопубликованными, именно «На Маме» стал прощальным подарком, открывающим красоту отношений между Мужчиной и Женщиной.

Произведение, хоть и имеет провокационное название, совершенно не связано с темой инцеста. Вместо этого, оно приглашает читателя на поистине искреннее и открытое путешествие в мир интимности, которую автор описывает с проникновенной ноткой нежности. И даже если мама находится в фоновом плане рассказа, название лишь подготавливает нас к объективности, с которой Куклин раскрывает историю, случившуюся с его главными героями.

«На Маме» – это не только литературная находка, но и драгоценное произведение, которое непременно должно стать частью коллекции любого поклонника Льва Куклина. В нем заключена целая палитра чувств и эмоций, о которых так мало рассказывают сегодня. Это история, продемонстрированная уникальным взглядом автора, который безупречно передает глубину и тонкость взаимоотношений Мужчины и Женщины.

Что же, грядет встреча с истинным произведением искусства! Погрузитесь в мир «На Маме» Льва Куклина и почувствуйте то неповторимое чувство, которое можно испытать, читая неповторимые произведения такого талантливого автора. Найдите себя в истории любви, окутанной волшебством слов. И позвольте этому рассказу произвести на вас неизгладимое впечатление.

Читать бесплатно онлайн На Маме - Лев Куклин

I

…Вот уж сколько лет прошло с тех пор, как я работал на Маме, а в словосочетании, которое вынесено мною в название моего повествования, мне всё чудится некая двусмысленность… Говорим же мы совершенно спокойно: на Волге, на Оке или – на Каме, и ничего, никакой тебе двусмыслицы! А вообще-то говоря, это ласковое имя – Мама носит невеликая речка в Восточной Сибири, так же называется и посёлок в Иркутской области. Вырос посёлок возле пристани на реке Витим, – серьёзная пристань, грузовая, а оттуда дальше можно и до самой Лены добраться.

Но в ту пору, о которой идёт речь, главное, чем славился Мамско-Чуйский район, кроме старинного тракта, – это знаменитые древние разработки месторождений «московитского стекла» – прозрачной слюды-мусковита. В стародавние-то годы Сибирь торговала не только пушниной, лесом да пшеницей, – она ещё и слюду вывозила в Западную Европу. Цветное стекло там отливать уже умели, а вот плоское оконное стекло – ещё нет. И сияла наша сибирская, мамская слюда в свинцовых переплётах в соборах и замках самых богатых феодалов, во как!

Иркутский край да Прибайкалье – древние места, более-менее населённые, обжитые. А главное – богатые. Если двести вёрст на север взять, за Леной – Якутия начинается, а ежели вверх по Витиму на восток – само Бодайбо, где золотых приисков как груздей в лесу. Да и до Байкала рукой подать, ежели по нашим сибирским меркам мерить – каких-то полтысячи километров… Места эти я худо-бедно знаю, потому как Иркутский политех в своё время окончил, геолого-разведочный факультет. И как молодого свежеиспечённого специалиста меня направили в Мамскую комплексную разведочную партию: всего-то делов, – с самого юга переехал на самый север, но всё в пределах одной и той же области! Как говорится, – где родился, там и пригодился…


Ну, какой там у недавнего студента багаж да скарб? Два десятка книг да белая рубашка на всякий пожарный случай… До места своего назначения добрался я легко и без проблем, и тамошняя начальница партии, незабвенная Анастасия Спиридоновна Ермакова сразу же взяла меня, неоперившегося юнца-геолога, под своё крыло. Но это, понятное дело, сказано просто так, для красного словца, ибо кто-кто, а уж она на заботливую клушу походила меньше всего!

Когда она выяснила, что я, как и она сама, коренной сибирячок, кедровый чурбачок, она проделала необычный для меня ритуал, никогда раньше и позже мною невиданный и неслышанный: она вытянула вперед обе руки ладонями вверх и, улыбаясь, полупропела, чуть пританцовывая:

– Ты чалдон, и я – чалдон,
Оба мы чалдоны!
Положи свою ладонь
На мои ладони!

После чего крепко стиснула мои кисти и сказала: «Ну, здравствуй, отпрядыш!»

Я по первоначалу да по своей серости не врубился, что сие словцо значит, подумал, – может, что-то вроде «отрядыша», геолога-недомерка из меленького отряда, и только позже выяснил, что это – отдельная скальная глыба, отвалившаяся от массива, а в переносном смысле – отдельный, ни к кому неприлепившийся человек, сирота, одним словом…

А об Анастасии Ермаковой разговор пойдёт на особицу…

Меня самого, без ложной скромности скажу, Бог ростом не обидел: в Политехе в баскет играл за институтскую сборную, а потом – и в сборную города пробился, и мы на межобластных соревнованиях ниже третьего места ни разу не опускались. Но Анастасия высилась надо мной чуть ли не на полголовы! К ее круторазвёрнутым, почти прямоугольным плечам очень подходил и зычный командирский голос, способный разбудить мёртвого. Но работяги в нашей партии, буровики да шурфовщики не звали её «мать-командирша», а величали уважительно «Атаманша».