Джо

«…и там она сидела на своём деревянном, закрытом от всего и всех троне… бледная кожа, ледяной взгляд. Жизненная сила и воспоминания медленно покидают её, плечи изнемогают и словно плачут под их невыносимой тяжестью. Она сидела, скрестив руки, словно армия из десяти тонких хрупких пальцев могла защитить её такие открытые миру ладони. Она была одна… совсем одна и ждала… ждала, когда начнёт жить, откинувшись назад, презирая себя за страх и одиночество, она смотрела на небо с высоко поднятой головой, над которой никогда не было крыши. Слишком часто она страдала от ветра и дождя, слишком часто не щадили её одиночество и огонь страсти. Она, непонятая всеми, на своём убежище-троне. С чем ещё она, с такими убийственно красивыми ногами и влажными плечами, сможет мириться, сидя на своём деревянном троне. Голову сжимали прежние мысли. Уколы боли снова пришли в тот день вместе с ураганом. Любые слова означали для неё лишь страх и одиночество. Крыши не было над её троном, и чувства уже давно окаменели… Она сидела на этом деревянном троне день и ночь, совсем одна… Новая ночь. Свет от звёзд под луной поцеловал её щеки и заставил подняться. Держаться за руки и смотреть на падающие звёзды, ощущать тепло любви в эту бесконечную ночь. Красота жизни и удовольствие в каждой её мелочи – все это заставляет жить дальше…»

Саша снова видела этот сон, все в нём было как будто в лёгкой дымке, она слышала чьи-то слова, она почувствовала прикосновение чьей-то руки к своей и как и в прошлые ночи проснулась. «…но где же твоя рука», – еле слышно пробормотала Саша, с трудом открыв глаза в своей кровати.

В комнате было уже светло, так что уснуть снова было сейчас уже невозможно. Саша опустила руку с кровати и нащупала на полу телефон. Вызовов и сообщений не было, хотя, кто стал бы писать теперь в 8 утра. Теперь, когда всё изменилось. Уже несколько месяцев Саша не могла отдохнуть от мыслей даже ночью. Бессонница, странные сны, головная боль – она тонула во всём этом и у неё уже не было сил что-то изменить. Постепенно становилось хуже.

Уже вторые сутки она чувствовала острую необходимость взять дрель и просверлить себе мозг, тот его участок, в котором засели мысли. Они мучали её сутками и вовсе не давая спать последние две ночи. Они врывались в сознание резко, невыносимо часто, вызывая щемящую боль в груди, не переставая, она катала их в своей голове словно вату. Слез уже не было. Она пообещала себе больше не плакать. Легче не стало. Она сидела часами перед планшетом, поглощая сериалы один за одним, но картинка в её голове не менялась. Ещё три недели назад она проживала свою свободную от сильных эмоций жизнь, как бы по привычке. Уже давно смирилась с нехваткой любви, скомпенсированной наличием обид и разочарований. Жизнь уже давно шла под девизом «