Лягушка под зонтом

Ольга стояла у окна и смотрела на свое отражение в стекле. Лицо как лицо: обычное, всегдашнее, немного скуластое, слегка вытянутое. А что это у нее на щеке?

– Какая завлекательная мушка! – пробормотала она и подняла руку – проверить.

Отражение повторило ее жест. Пальцы скользнули по гладкой теплой коже. Ничего. Она убрала руку, но в отражении мушка осталась на месте.

Ольга вгляделась в стекло. Мушка переместилась на подбородок, потом на мочку уха, покачалась на серебряном колечке – сережке, еще секунда – и темная точка замерла на прозрачной поверхности окна.

– Ну вот, конец неземной красоте, – хмыкнула Ольга.

Не отрываясь, она следила, как божья коровка – а это была она – неспешно перебирала ножками.

Понятно, солнца захотелось. Ольге тоже его не хватает, с тех пор как выпал неурочный снег. Ничего, долго не продержится, весна все-таки. Растает, растворится, исчезнет, забудется… Так происходит со всем, чему не пришел свой час. Она это точно знает.

Ольга осторожно отодвинула оранжевую занавеску. Деревянные кольца тихо прошуршали по перекладине, но полусонная коровка уловила движение воздуха, эфирные крылышки дрогнули.

– Вы чувствительная особа, мадам, – пробормотала Ольга, наблюдая, как по стеклу перебирают ножки-волосинки. – Спешите в лето?

Ольга сощурилась, ей захотелось сосчитать, сколько у коровки ножек. Никогда прежде такое в голову не приходило. Но дело, которым она занималась в последнее время, заставляло ее смотреть на окружающий мир пристально. Ей нужно увидеть то, чего не замечала прежде, как и большинство людей вокруг.

Насекомое замерло, прикрылось крылышками.

– Не хочешь, чтобы сосчитала? А мне кажется, шесть… – Ольга шумно выдохнула.

На волне ее дыхания коровка подняла крылышки, взлетела, но ей не хватило «попутного ветра». Она упала вниз, на ворсистый ковер, откуда выбиралась к свету.

– Вот и сиди там, пока не узнаешь точно, чего хочешь, – наставляла ее Ольга, проследив за полетом.

Она тоже хотела улететь отсюда – туда, где сама земля – красота, которой не нужны никакие дополнительные мушки. Всего в достатке. Что может сравниться с тундрой? Ольга видела ее осеннюю, зимнюю, весеннюю, летнюю. Сколько раз мысленно пролетала над ней наперегонки с розовыми чайками и краснозобыми казарками? Огибала Таймыр по кромке полярных морей – Карского и Лаптевых? Там, знала она, вольный ветер в одно дуновение выметает из головы весь накопившийся мусор.

Она улетит на Таймыр «засветло», до того как Арктику накроет полярная ночь. До нее еще долго, у нее есть своя дата – двадцать пятое ноября.

Ночь пройдет, и потом… Ах, потом – через пятьдесят шесть суток, тринадцатого января, – забрезжит рассвет полярного дня.

Радость полярного дня стоит долгого ожидания – он длится с шестнадцатого мая по двадцать девятое июня. Два с половиной месяца света и солнца. Она проживет их все с радостью, о которой почти забыла.

Но радость будет. Она подготовила ее. Сама.

С тех пор как Ольга улетела из Арктики, она потерялась. Прилетела в Москву, пошла в девятый класс… И больше нет ее. Чужая в городе, она то и дело примеряла на себя чужое. Ее сверстники были гораздо старше по опыту жизни, чем она. У них были другие пределы допустимого. Она помнит, как выспрашивали девчонки, было ли у нее уже то, что у них? Недоумевая, Ольга таращила глаза, а девчонки хохотали. Потом до нее дошло, что именно их интересовало. Ольга покрывалась краской – да как они могли подумать, что она уже с кем-то спала?