Лоховские истории. Записки таксиста

От автора

Автор предупреждает, что все аналогии с реальными персоналиями и фактами не имеют под собой оснований. Сходство и упоминание имен, пола, возраста, внешности, занимаемого положения в обществе, вероисповедания и национальности носит случайный характер. Автор также просит не приписывать ему взгляды героев книги и высказываемые ими суждения.

– Финиш, такого шанса больше не будет.

Голос Витька звучал трагически.

«Что случилось?» – спросил я несчастного, этого поэта в таксистской куртке, дирижера рубля, узника мечты о таинственной незнакомке – пышногрудой разбитной бабенке, одетой в кожу. «Что случилось?» – спросил я, готовый услышать очередную историю с традиционно-драматическим финалом.

– Раз в жизни судьба предоставляет неудачнику возможность поймать птицу счастья, но он, как правило, её упускает, – изрёк Витек, обнаруживший склонность к философским обобщениям. – Ты меня знаешь: бабы – мой больной вопрос. Все вокруг этого у меня вертится, и все к этому возвращается. Ну и, как сам знаешь, почти одни пролеты. Вчера я совсем истосковался. Весь день ничего не делал, фуИ валял. К вечеру настолько невмоготу стало, что решил выйти в свет. Пойду, думаю, в какой-нибудь центровой кабачок, возьму коктейльчик, куплю пачку иностранных сигарет, буду сидеть и наблюдать жизнь – так, без всяких прожектов: чтобы себя не растравливать, приготовлюсь заранее, что ничего не будет.

Одеваюсь. Еду в центр. А там такое веселье забубённое идет, столько баб в кабаках сидит, на улице даже самые неказистые мужикашки с клёвыми телками ходят. Подхожу к «России» – думаю, дай зайду, истрачу пятерочку, не больше. Можно позволить себе немного развлечься – так, скромненько. Тем более что сейчас туда попасть спокойно можно: фирмы нет из-за Афганистана1, поэтому они вынуждены советской публикой довольствоваться. Ну вот, вхожу я, раздеваюсь, спрашиваю у официантки столик. Она меня окинула взглядом: вид приличный. «Все о’кей, – говорит, – молодой человек, сейчас сделаем. Вы один?» – «Один, – говорю. «Ну, пойдемте, я вас посажу».

Ведет она меня через весь ресторан, а кругом веселье, пляски, фарцовщики, путанки всех возрастов в шикарных одеждах. Пьют, веселятся, будто в последний раз. Сейчас у них временная безработица – фирма не едет, бойкотирует2, но они все равно в центре крутятся, в кабаках каждый вечер, привыкли уже досуг здесь проводить.

Ну вот, ведет она меня, а я смотрю: у окошка за столиком две клёвые телки сидят, места напротив – не заняты. Ну и как-то у меня сразу какое-то, ты знаешь, предчувствие возникло – неужели к этим бабам посадит? Правда, как возникло, так и отпустило: уж очень высокие, куда мне до них? Лет под двадцать восемь, в вечерних платьях, все в золоте. Одна высокая, стройная, другая пониже, но тоже клёвая. Сидят такие две – акулы. На столе бутылка шампанского, пачка иностранных сигарет, салатик и сок.

Смотрю, она меня к ним подводит. Садитесь, говорит, молодой человек. Я спрашиваю разрешение, сажусь. Бабы меня не замечают: болтают о своем. Но, знаешь, как-то чувствуется, что они меня уже засекли: и разговор у них какой-то неестественно увлеченный и специально в мою сторону не смотрят, или как бы невзначай, будто фотографируют – щелк! и опять мимо. Тут у меня внутри опять надежда возродилась – ёкнуло: было бы наплевать, думаю, смотрели бы как на стену, поэтому не так просто всё здесь. Наверное, они сами у нее мужиков попросили. Смотрю, и правда: официантка ведет какого-то толстого мужика лет под тридцать, ухватистого такого, уверенного, чем-то даже на бармена похожего, – сразу видно, своего не упустит, умеет жить по-человечески. Подходит – поздоровался: здравствуйте, девочки. Мне руку подал, подмигнул на баб: все о’кей, будем оформлять. Плюх на стул. Мне коньячку, говорит, и поесть чего-нибудь.