Терранавты

Ребята со всего пляжа столпились вокруг Миры — каждому хотелось поглядеть, как она будет есть осьминога. Его поймал Толик в прибойной полосе под камнем, и понеслось: визги девчонок, хохот парней, брызги. Все смотрели видео кореянки, как она раскрывает ярко-красные губы и белоснежными зубами хватает тянучее щупальце, хрумкает им, словно огурцом. И теперь на Миру сыпались «полезные» советы:
— С головы начинай, чтобы сразу весь в рот поместился!
— Ты жуй главное, жуй хорошо, а то он присосками внутри горла вцепится и задушит.
— Ой, задушит!
Если Мира струсит, все подвиги насмарку. Вчера выкрасила в фиолетовый волосы, вдоль лица пустила синюю прядку. Нарисовала громадные стрелки у глаз, жирные розовые полосы на веках. Стянула у тёти платье от Ульяны Сергиенко — из полупрозрачного чёрного шёлка, с короткой гипюровой юбкой. Тётка из Америки привезла, работала там, прежде чем перебраться на Сахалин.
Вся дискотека твердила вслед: «Зачёт!» Блогерша Анжела с начала пансионатской смены поглядывала на Миру брезгливо, обзывала «кринжулькой», а тут зафрендилась, прыгала вокруг, трогала то волосы, то платье — и снимала, снимала. Гуляли с девчонками до утра.
Но теперь Мира в зелёненьком закрытом купальнике и без макияжа снова рискует превратиться из всеобщего краша в «кринжульку». Если не сделает то, о чём с пренебрежением кинула десять минут назад: «Да запросто!»
Если не съест осьминога.
Он сидел на ладони, серый, в жёлтых пестринках, и робко пытался переползти вниз. От него пахло морем: свежестью и ламинарией. Мира встряхнула руку, собрав нежные щупальца в горсть. Выпуклые глаза животного двигались независимо друг от друга, в каждом горизонтальном зрачке отражались рожицы — смеющиеся, испуганные, хитрые.
Ну, струсит «девчонка без тормозов»?
Мира знала, что может всё. Сесть в ракету и лететь к Луне? Да пожалуйста. На медведя с дедом Сашей ходила. Правда, медведя не встретили и стреляли по мишеням, но сам факт!
Анжела коснулась осьминога кончиком алого ногтя — и отдёрнула руку:
— Холодный, скользкий! Брр, крипота.
Мира зажмурилась… и запихнула моллюска в рот. Даже вкусно: чем-то похоже на спелую хурму, только солёно. Жгутики щупалец гладкие, упругие.
Смирный до того осьминог вдруг весь закопошился, принялся вырываться, лезть обратно. Мира чувствовала, что её сейчас стошнит, и не могла жевать. На языке шевелилось, щёки распирало изнутри, присоски больно хватались за нёбо, за губы — не вздохнуть!
Зачем только согласилась на это…
Истошные крики били по ушам, но разом смолкли. Чья-то широкая рука обхватила затылок, и сильные пальцы выдрали изо рта липучую тварь.
Мира закашлялась, подавляя рвотные позывы. Когда утёрла слёзы, заметила, что все взгляды обращены к морю.
Виктор Сергеевич стоял по пояс в волнах, даже деловой костюм не пожалел. Он склонился к воде, бережно отпустил жёлтого осьминожку, потом прошёл с отрешённым лицом мимо ребят и уселся на большом валуне. Не сказал ничего, не ругался, только уставился вдаль, словно пытаясь разглядеть в дымке чужие берега.
С его пиджака, песочного в клетку, скатывались круглые капли, не впитываясь в ткань — водоотталкивающая. Почему Виктор Сергеевич не раздевается на пляже и купается прямо в одежде, никто из ребят не знал, зато каждый строил гипотезы. Анжела говорила, что это ультрановая модель гидрокостюма, а Даха шептала, будто под рубашкой шрамы во всю спину.