Вкус жизни и свободы. Сборник рассказов

От ледяного дождя и ливня снега деревья и люди сошли с ума, и только Москва-река тупо текла подо льдом, огибая Синагогальную горку Китай-города.

Горку еще называют Субботней – по субботам здесь собирались отказники.

– Огонька не найдется? – Лазарь Хейфец, стайер и очкарик, середняк в росте и годах, потянулся к Иосифу, тоже очкарику, изгнанному из «почтового ящика», как только он подал документы в Израиль.

Иосиф Бегун вздрогнул и протянул зажженную сигарету. Где-то эту рожу Иосиф уже видел. Определенно рожа знакомая. В автобусе, магазине, метро. Что-то часто встречался с пыжиковой шапкой…

С тех пор, как коммунальная квартира Иосифа стала клубом для каббалистов, его телефон был на прослушке. Дистанционное обучение? Но топтуны? Это что-то новое. Может, это из-за дружбы его с диссидентами с Пушкинской – они передавали для распространения «Хронику текущих событий», «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына, статьи Сахарова, стихи Галича. У Иосифа под кроватью скопился филиал библиотеки на Лубянке.

А Лазарь хотел прикурить. Нервничал. Поднялся в синагогу, ввалился в кабинет раввина Фишмана.

– Готыню! Я сойду с ума!

Размахивал конвертом перед сонным Фишманом.

– Вус махт а-ид? – безобразно зевая, сверкнул стальной челюстью старик.

– Зол зей бренен!

– Шо трапылось?

– Вызов из Израиля.

– Ну.

– Вот моя фамилия, мой адрес.

– Мазлтов.

– Что-о!? Я же на службе, я член партии! Вызов действующему лейтенанту КГБ!

– Вызов на всех?

– В том-то и дело.

– И на жену?

– И на Суру, чтоб она сдохла! И на дочь, и даже на тещу, чтоб она сгорела. Во-о подлянка,

это Сура… я знаю – она меня ревнует к бабам. Но не до такой же степени! Оторву голову.

– Или теща, – подсказал раввин.

– Та она слепая, глухая и на костылях. Ну, кто?

– Дочь замужем?

– Она студентка, ей-то чего не хватает? Выгоню к чертовой матери. Отца позорит!

– Я же не сказал, что она, – развел руками Фишман. – А ты кого пасешь?

– Бегуна пасу. Думаешь, он? Упеку его за Магадан. Ну, Бегун, ну, зараза! Я его уничтожу. Ребе, что делать?

– Кто-то тебе мстит. Может, КГБ это сделало?

– Мне три года осталось до пенсии.

– Сэкономить хотят на тебе.

– Ты мне это брось, Фишман. КГБ – это святое! Понял, хрен бородатый!? Дай пистолет, застрелюсь.

– Только не в субботу, – раввин достал начатую бутылку водки, открытую баночку шпрот и ломтики черного хлеба.

В кабинет вошел подслеповатый служка.

– Ребе, пришли гости, американцы.

– Шо? Ве-ейзмир! Меня нет.

– Шо? – переспросил Лазарь.

– Американцы пришли, ребе.

– Меня здесь нет, понял?

– Чего они хотят? – завелся лейтенант.

– Чтобы ребе подписал обращение к Брежневу по поводу отказников. С американцами пришли наши бабы.

– Кто? – у лейтенанта глаза загорелись.

– Их вейс?! – засмеялся служка.

– Меня нет, – твердо сказал ребе.

– И меня, – кивнул Лазарь.

– А я так завсегда есть, – с обидой в голосе сказал служка, глядя на бутылку и шпроты.

– Ну!

– Вы хотя бы свет погасили.

Как только служка вышел, Лазарь закрыл кабинет.

– Давай выпьем еще по одной и погасим свет.

Теперь они сидели в темноте.

« А с другой стороны, можно познакомиться с миллионерами», – сказал Лазарь.

– Ты что-о, в Америку собрался?

– Типун тебе на язык, ребе. Я просто так.

– Так-так. Лазарь. Ты бутылку видишь? А меня?

– Вижу.

– Давай бутылку. Так ты меня видишь?

– Ребе, главное, чтобы нас никто не видел.