Отрезанные

"Прошлое – ложь, для памяти нет дорог обратно, каждая миновавшая весна невозвратима, и самая безумная и стойкая любовь – всего лишь скоропреходящее чувство."

– Габриэль Гарсиа Маркес

Алексей Шикалов брёл по коридору. Военные и гражданские пробегали туда-сюда, обсуждали что-то на ходу, метались из кабинета в кабинет, словно в поисках выхода из лабиринта.

– Раньше надо было суетиться, – пробормотал Алексей. – Мёртвых не вернуть.

Светлана Шикалова, жена Алексея, погибла, но он никак не мог поверить, что её больше нет. Отвергая все рациональные доводы, его разум отчаянно цеплялся за болтающуюся в пустоте ниточку надежды на то, что Свете всё же удалось спастись. Но разве это возможно? Нет – ударная волна стёрла город Новосибирск с лица земли почти мгновенно.

Сопротивляясь усталости и жестокой реальности, Алексей сжимал кулаки и продолжал путь. Ему позвонил Владимир Поплавский, этот имитатор великого учёного, и потребовал срочно явиться в лабораторию – толком ничего не объяснив. Сказал только, что Светлана работала над чем-то важным и, будь жива, хотела бы, чтобы Алексей увидел это своими глазами. В чём действительно был велик Поплавский, так это в умении манипулировать людьми.

Указатель с надписью «Лаборатория нейробиологии» вынудил его свернуть в боковой коридор. Телепорт в научном центре заблокирован, и любая попытка переместиться закончится бесцеремонным выбросом на контрольно-пропускной пункт. Бесполезное, дурацкое правило.

В памяти Алексея всплыли вчерашние слова Светланы: «Ходьба – полезна для здоровья».

– Для здоровья, – повторил он вслух, и нервный смешок вырвался из его гортани.

Открылась дверь. В коридор выглянул Владимир Поплавский. Очки, усы и борода; волосы убраны в хвост – типичный гик в возрасте. Профессор осуждающе посмотрел на Алексея – самодовольный, напыщенный индюк. А как еще можно относиться к тому, кто буквально отнял у тебя близкого человека? Именно по его указке Света ежедневно задерживалась в лаборатории допоздна и работала даже по выходным.

– Почему так долго? Скорее заходи, – скомандовал Поплавский.

На световых панелях, размещенных на стене, отображались графики и таблицы с непонятными данными. По центру помещения вращалось трёхмерное изображение головного мозга. На извилистой поверхности вспыхивали и затухали разноцветные переливающиеся пятна, но Алексея заинтересовало кое-что другое. Он прошёл сквозь голограмму. В соседней комнате за стеклом на полу сидела девочка в голубом платье с коротким рукавом. Она показалась ему знакомой. Пытаясь вспомнить, он уткнулся лбом в холодную поверхность стекла. Но как здесь оказался ребёнок? Из коробки с игрушками девочка вытянула розовощёкую куклу, погладила её искусственные блестящие волосы и отложила в сторону.

– Ведь это запрещено? – спросил Алексей.

– Она не совсем ребёнок. Это Светлана, твоя жена. Точнее, тот, кто от неё остался.

– – -

Девятью месяцами ранее.

– Шик, прости, что опоздала, – сказала Света, снимая куртку в прихожей. – Пришли новые требования по проекту. Это кошмар какой-то, мы будто на лету меняем двигатели самолёта. Как же я от этого устала.

– У тебя завтра выходной? Вот и отоспишься.

– Бли-и-ин, – жалобно протянула Света. – Поплавский назначил меня дежурной по лабе.

Когда международная корпорация Тримея открыла филиал в Новосибирске, Владимир Поплавский, доктор биологических наук, устроился к ним в лабораторию и потянул за собой аспирантов, в том числе и Светлану. Поплавский её не уговаривал, нет, этого и не потребовалось – она мечтала заниматься исследованиями на переднем крае науки, где заканчиваются знания и начинается воображение. Одно дело – работать над модификациями нейрочипов, которыми уже никого не удивишь, и совсем другое – улучшать технологию синтетизации мозга.