Белеет парус одинокий. Тетралогия - Валентин Катаев

Белеет парус одинокий. Тетралогия

Страниц

840

Год

Валентин Петрович Катаев - один из выдающихся писателей ХХ века, оставивших неизгладимый след в культуре России. Катаев был известен не только как прозаик и драматург, но и как военный корреспондент, а также как первый главный редактор журнала "Юность". Он был ярким представителем литературного движения своего времени.
Несомненно, наиболее известным произведением Катаева является его повесть "Белеет парус одинокий", написанная в 1936 году. Это произведение, ставшее частью школьной программы, рассказывает о двух мальчиках из Одессы - Пете и Гаврике, которые встречают матроса с броненосца "Потемкин" и становятся свидетелями революции 1905 года. Во многом повесть была автобиографичной, и в ней Катаев сумел передать живые образы своего родного города.
После успеха повести "Белеет парус одинокий" Катаев создал три продолжения, которые, вместе с исходной повестью, образуют тетралогию "Волны Черного моря". В этих произведениях Петя и Гаврик снова встречаются - сначала во время Гражданской войны, а затем во время Великой Отечественной. Они становятся подпольщиками в оккупированной Одессе, и их история продолжается в сложные времена нашей истории.
Широко известен и талант Катаева как писателя, передающего атмосферу и особенности своего родного города. Одесса являлась источником вдохновения для Катаева, и его работы оставили свой след в истории города. В своих произведениях он сумел передать дух Одессы, ее колорит, а также ее уникальный характер.
Валентин Петрович Катаев является одной из самых ярких фигур в истории русской литературы. Его работы до сих пор остаются популярными и занимают достойное место в литературном наследии нашего народа.

Читать бесплатно онлайн Белеет парус одинокий. Тетралогия - Валентин Катаев

© В. П. Катаев (наследники), 2021

© Оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2021

Издательство АЗБУКА®

Волны Черного моря

Часть первая

Белеет парус одинокий

1. Прощанье

Часов около пяти утра на скотном дворе экономии раздался звук трубы.

Звук этот, раздирающе-пронзительный и как бы расщепленный на множество музыкальных волокон, протянулся сквозь абрикосовый сад, вылетел в пустую степь, к морю, и долго и печально отдавался в обрывах раскатами постепенно утихающего эха.

Это был первый сигнал к отправлению дилижанса.

Все было кончено. Наступил горький час прощанья.

Собственно говоря, прощаться было не с кем. Немногочисленные дачники, испуганные событиями, стали разъезжаться в середине лета.

Сейчас из приезжих на ферме осталась только семья одесского учителя, по фамилии Бачей, – отец и два мальчика: трех с половиной и восьми с половиной лет. Старшего звали Петя, а младшего – Павлик. Но и они покидали сегодня дачу.

Это для них трубила труба, для них выводили из конюшни больших вороных коней.

Петя проснулся задолго до трубы. Он спал тревожно. Его разбудило чириканье птиц. Он оделся и вышел на воздух.

Сад, степь, двор – все было в холодной тени. Солнце всходило из моря, но высокий обрыв еще заслонял его.

На Пете был городской праздничный костюм, из которого он за лето сильно вырос: шерстяная синяя матроска с пристроченными вдоль по воротнику белыми тесемками, короткие штанишки, длинные фильдекосовые чулки, башмаки на пуговицах и круглая соломенная шляпа с большими полями.

Поеживаясь от холода, Петя медленно обошел экономию, прощаясь со всеми местами и местечками, где он так славно проводил лето.

Все лето Петя пробегал почти нагишом. Он загорел, как индеец, привык ходить босиком по колючкам, купался три раза в день. На берегу он обмазывался с ног до головы красной морской глиной, выцарапывая на груди узоры, отчего и впрямь становился похож на краснокожего, особенно если втыкал в вихры сине-голубые перья тех удивительно красивых, совсем сказочных птиц, которые вили гнезда в обрывах.

И теперь, после всего этого приволья, после всей этой свободы – ходить в тесной шерстяной матроске, в кусающихся чулках, в неудобных ботинках, в большой соломенной шляпе, резинка которой натирает уши и давит горло!..

Петя снял шляпу и забросил ее за плечи. Теперь она болталась за спиной, как корзина.

Две толстые утки прошли, оживленно калякая, с презрением взглянув на разодетого мальчика, как на чужого, и нырнули одна за другой под забор.

Была ли это демонстрация, или они действительно не узнали его, но только Пете вдруг стало до того тяжело и грустно, что он готов был заплакать.

Он всей душой почувствовал себя совершенно чужим в этом холодном и пустынном мире раннего утра. Даже яма в углу огорода – чудесная глубокая яма, на дне которой так интересно и так таинственно было печь на костре картошку, – и та показалась до странности чужой, незнакомой.

Солнце поднималось все выше.

Хотя двор и сад всё еще были в тени, но уже ранние лучи ярко и холодно золотили розовые, желтые и голубые тыквы, разложенные на камышовой крыше той мазанки, где жили сторожа.

Заспанная кухарка, в клетчатой домотканой юбке и холщовой сорочке, вышитой черными и красными крестиками, с железным гребешком в неприбранных волосах, выколачивала из самовара о порог вчерашние уголья.