Сказание об Иле

(часть 1-я) Посланники

«Не потревожь младенца! И скатится слеза из глаз его невинных и рухнет в пропасть мир».

(Иль – равновесие, благодать, сравнимая с бескрайним синим небом. А также это участок земли у северных склонов Хаагумского хребта, на котором издавна жил народ иль.)

(часть 1-я) Посланники

 «Не потревожь младенца! И скатится слеза из глаз его невинных и рухнет в пропасть мир».

(Иль – равновесие, благодать, сравнимая с бескрайним синим небом. А также это участок земли у северных склонов Хаагумского хребта, на котором издавна жил народ иль.)

Все проносилось мимо. От пристального вглядывания в эту бесконечную круговерть его тело пошатнулось и едва не рухнуло в поток. Глаза безумца уставились на воду. Течение нещадно давило и гнало его прочь. Он был надоедливой соринкой в огромном оке.

Еще момент – и ледяной холод, словно удар молнии, пронзил его. Через плотно стиснутые зубы на белый свет вырвался рык:

– Ур-р-р!

Его трясло.

Будто собрав себя по частям, он наконец сделал первый шаг. За ним последовал другой и третий, и так он побрел назад, к тому берегу, что был для него ближе.

Достигнув суши, он уселся на теплые камни.

Пусто. Какие-то проблески как мотыльки трепыхались и маячили в его голове, но он не успевал их ухватить. Не до того…

Внутри все выло.

Стянуть с ноги единственную и разбухшую от воды чуню оказалось делом непростым.

«Верно, другую унесло течением?» – подумал он, не найдя ей пару, и тут же немало удивился. Способность мыслить вернулась к нему вместе со слетевшей с ноги раскисшей «колодкой».

Пронизанное солнечными лучами, теплое и чистое небо простиралось над его головой, он  задрал голову и  прищурился. Тело его окончательно согрелось. Теперь настало время осмотреться.

И прежде, он рассмотрел гору, что стояла   отвесной стеной перед ним. Он прошелся взглядом по ее контурам. Было впечатление, что деревья на ее почти отвесных склонах не росли, а карабкались, хватаясь ветками за мох и камни. Ее разделенная надвое вершина упиралась в небо.

Вдруг совсем рядом, там, где, изъеденный водой, ствол некогда могучего дерева выползал из воды, его глаза уловили движение. Это была птица.

Она  замерла в полете, но вот сверкнула бронзовым отливом своего оперения и подобно стреле вонзилась в водную гладь. Вырвав оттуда жирную рыбину с серебристой чешуей, она сделала еще мах крылом и в один миг оказалась над его головой. Там птица расцепила когти и бросила свою добычу. Рыба упала на теплые камни всего в паре шагов от него. Потрепыхавшись на них, как на печных углях, рыба замерла. Птица вернулась вновь к полусгнившему бревну и снова стрелой вонзилась в поток. Как и в предыдущий раз, в ее когтях оказалась рыба. На этот раз она перелетела на другой берег, села на поросший лишайником валун и принялась цепким и острым клювом выдирать серебристую чешую, добираясь до свежей и сочной плоти.