Дети империи

Я глубоко благодарен первому, самому внимательному и вдумчивому читателю рукописи писателю и журналисту Андрею Полякову за ценные советы, известному писателю и журналисту Владимиру Корочанцеву, научившему меня бережному отношению к слову, африканисту и замечательному футбольному аналитику Григорию Потапову, который не раз приходил мне на помощь в самых жестких ситуациях, великолепному журналисту и управленцу высочайшего уровня Андрею Шторху за воплощение моей мечты и брату Павлу, создавшему идеальные условия для работы над книгой.

Кинороман

© Иванов И.О., 2019

© Оформление. ИПО «У Никитских ворот», 2019

Fortes fortuna adguvat

Фортуна любит дерзких

Москва, 1980 год

Они лежали в широкой родительской постели в Светиной квартире, окнами выходящей на Патриаршие пруды. Эту квартиру получил ещё дедушка Светланы – трёхзвёздный генерал, член ЦК. Дмитрий нежно гладил разметавшиеся по подушке рыжие волосы. Солнце освещало огромную спальню, и кожа Светы отливала золотом на белоснежных простынях. Только что оба окончили институты. Он – стран Азии и Африки при МГУ, она – Иняз.

Её родители уехали на дачу. Ровно через неделю была назначена их свадьба. Впрочем, и мама Светы, и её отец, карьерный дипломат в ранге посла по особым поручениям, были против этой женитьбы.

– Ты глаза-то открой хорошенько, – выговаривала дочке Нина Петровна, – он ведь ни одной юбки не пропустит, твой разлюбезный Митя. Только и взял, что чёрными кудрями. Ну, любуйся на своего чернобрового, черноокого, а он тем временем будет бегать налево и направо. К чему тебе такой муж? Да ещё будущий журналист. Замотается по свету, на семью вообще времени не останется. То ли дело его друг, Николай. Вот уж парень положительный, ничего не скажешь. Он и постарше, да и берут его не в какую-нибудь редакцию, а в МИД.

К вечеру Светлана и Дмитрий вышли на улицу. В Москве полным ходом шла Олимпиада. Приезжих в город не пускали, магазины ломились от товаров и продуктов, а по улицам неторопливо и степенно бродили москвичи, слегка ошалевшие от впервые свалившегося на них всемирного праздника.

Молодые брели по прогретым за день кривым улочкам и переулкам московского центра, крепко держась за руки. Дмитрию будущее казалось беззаботным и безоблачным, но Света отчего-то хмурилась. Из открытого окна второго этажа старого кирпичного дома с лепниной, к которому они подходили, донёсся меланхоличный голос Джо Дассена.

– Знаешь, как называется эта мелодия? – спросил Дмитрий, чтобы хоть чем-то отвлечь подругу от невесёлых мыслей.

– Думаешь, уже по-французски понимать разучилась? – с иронией отозвалась Света вопросом на вопрос. – «Индейское лето», то есть по-нашему – бабье. Кто ж эту песню не знает. Давай чуть постоим. Просто балдею от голоса и, особенно, от соло трубы. Вот сейчас будет. Та-ра-ра-ра-ра-ра-ра…

Света прикрыла глаза и закружилась, будто в вальсе.

– Звуки прямо неземные, – мечтательно прошептала она. – Кажется, так и зовут куда-то в дальние, прекрасные страны.

– Вот и не знаешь, – обрадовался Дмитрий, мотнув густыми кудрями. – Это она, когда стала песней, превратилась в индейское лето. А до того, когда была ещё только мелодией, композитор… Чёрт, как же его… Итальянская такая фамилия… Да нет, не Челентано. Ну, неважно. В общем, он её назвал «Африка».