Империя серебра - Конн Иггульден

Империя серебра

Страниц

290

Год

2014

Много лет прошло со времени смерти великого Чингисхана, но его наследие продолжает жить и процветать. Последователем великого завоевателя стал его сын Угэдэй, который взял на себя руководство ханской империей. Вдохновившись своим могуществом, Угэдэй решил построить особый символ своей власти – белый город Каракорум, который стал новой столицей монгольской империи. Один из заметных знаков прочности и величия был установлен при входе в дворец - гигантское серебряное древо, которое символизировало процветание и мощь новой империи.

Однако, для отважных монгольских воинов, долгое время проживающих в мире без военных походов, было необычно. В своем стремлении удовлетворить их военные амбиции, Угэдэй отправил огромное войско под командованием лучшего военачальника далеко на запад, к последним прибрежным землям. Захватив полконтинента, монгольские воины величественно приблизились к границам Франции и Италии. Надвигалась непобедимая сила, которую казалось никто не сможет остановить, и в их серебряной империи уже ничто не казалось невозможным.

Однако, в этот момент произошло событие, которое полностью изменило судьбу монгольской империи, а также повлияло на ход мировой истории. Ворота ранее непокорных стран открылись перед наступающей армией, но оказалось, что не все так просто. Власть и военные навыки монголов были непревзойденны, но сопротивление, которое они встретили на своем пути, было неожиданным и жестоким. Несмотря на свои военные успехи, монголы не смогли изменить ход истории и полностью покорить западные земли.

Таким образом, судьба серебряной империи была перевернута одним знаменательным событием, которое оставило след не только в истории монголов, но и в мировой истории в целом. Это событие стало символом сложности и непредсказуемости и, безусловно, оставило яркую отметину на причудливом ландшафте мировой истории, подчеркивая вечную борьбу и динамику между империями и цивилизациями.

Читать бесплатно онлайн Империя серебра - Конн Иггульден

Иггульден равен только себе самому…

Daily Mail

Иггульден поведал нам совершенно восхитительную историю…

The Times

Читайте этот роман до того, как в Голливуде по нему снимут блокбастер.

Daily Express


Пролог

Мальчик с хмурой сосредоточенностью топал мимо юрт, что теснились, как какие-нибудь неказистые раковины, разбросанные по берегу незапамятно древнего озера. Вокруг сплошь нищета и убогость, решительно во всем: в грязной желтизне войлока, латаного-перелатаного поколениями кочевых домочадцев, в блеянии худосочных, с присохшей сенной трухой и навозом коз и овечек, бестолково путающихся под ногами, мешая пройти к жилищу. Бату, так звали мальчика, поругиваясь, отпинывал их с дороги, от чего из двух тяжелых ведер, которые он нес, выплескивалась вода. Вблизи жилищ воздух припахивал мочой – затхлая едкость, особенно заметная после свежего речного ветерка. Бату шел и хмурился, досадуя на то, как сложился день. С утра уйма времени ушла на рытье отхожего места для матери. Он-то думал, что угодит, и не без гордости показал ей плоды своего труда, а та лишь пожала плечами: не хватало еще в такую даль отлучаться лишь за тем, чтобы оправиться. Мол, места, где можно присесть по нужде, вокруг и так навалом. Сиди сколько вздумается: теперь уж на меня, старую, никто не позарится. Тем более на краю становища.

В свои тридцать шесть мать была уже согбенной старухой, источенной годами и хворями. Ходила, припадая на одну ногу. Зубы, особенно которые снизу, все как есть повыпали, и выглядела она, можно сказать, вдвое старше своих лет. Хотя сил на затрещину сыну ей по-прежнему хватало – иногда, когда Бату упоминал об отце. В последний раз – нынче утром, прежде чем он отправился за водой к реке. Ведра паренек со стуком поставил у входа и взялся растирать занемевшие ладони. Слышно было, как мать в юрте заунывным голосом тянет напев – какой-то давний, времен своей молодости. Бату улыбнулся. Отходчивая она все-таки, была и есть.

Матери он не боялся. За прошлый год сил и роста в нем прибавилось настолько, что он мог остановить любой ее удар. Просто делать этого не делал, а сносил их, понимая, что вызваны они неизбывной материной горечью. Можно схватить ее за руки, унять, даже прикрикнуть, но не хотелось видеть, как она в ответ расплачется или, хуже того, униженно запричитает, а то и, что совсем уж худо, приложится к бурдюку с архи[1], чтобы полегчало. Эти моменты, когда мать напивалась до одури, были мальчику ненавистнее всего. Она тогда принималась бессвязно лопотать, что у него-де лицо отца и ей невмочь на него смотреть. Сколько раз он ее потом отчищал от нечистот; согнувшись, тер смоченной в ведре тряпицей, а она дрожащими руками придерживалась за него сверху, елозя по сыновней спине отвислыми плоскими грудями. Сам Бату уже сто раз зарекся хоть раз в жизни притронуться к архи. Из-за примера матери его воротило даже от запаха этого хмельного пойла: кислятина, неразделимо связанная с вонью блевотины, пота и мочи.

Заслышав стук копыт, Бату обернулся: любой повод хоть ненадолго задержаться снаружи казался отрадным. Ого, конники… Пускай и немного – никак не тумен[2], а голов двадцать, – но все равно событие, в этот безрадостный день поистине знаменательное для мальчугана, вынужденного обретаться на окраине становища. Все равно что гости из иного, несравненно лучшего мира.

Вам может понравиться: