Тусклые фонари слабо рассеивали непроглядную осеннюю мглу. Клочья тумана цеплялись за мокрые голые ветви. Кругом царила тишина, только с деревьев капало. Юлька вышла из оранжерей, на ходу удалив сообщение, отправленное с незнакомого номера, не осмелившись ответить на него, и перезвонила домой. Сунув телефон в карман пальто, она неторопливо брела вдоль ограды, затем вошла в калитку, оказавшись на территории усадебного парка. Вокруг не было ни души, но это не пугало девушку. Ей нравилось, когда в Сиренево никого не оставалось. Тишина и одиночество обступали ее, но сквозь них еще отчетливее проступала атмосфера этого места, которую она ощущала почти осязаемо. Поэтому и шла девушка, замедляя шаг, а впереди вырисовывались светлые стены Большого дома и северного флигеля, подсвеченные фонарями. Здесь, в Сиренево, мысли меняли направление. Здесь, наедине с собой, она нечасто, но все же позволяла себе, все отпустив, поддаться воспоминаниям, ведь усадьба для нее в первую очередь была связана с Арианом Старовойтовым. И ее мысли неизменно возвращались к нему, а от тоски снова перехватывало горло. Прошло шесть лет, а сожаления от того, что она своими руками разрушила собственное счастье, становились лишь острее. Сейчас она уже не помнила, что двигало ею тогда, возможно, действительно взыграли гордость и благородство Четвертинских, как назвал бы это Гончаров. А может, она просто испугалась последствий. Теперь уже поздно искать оправдания своему поступку, потому что все равно ничего не изменить. Ариан далеко, и он все еще женат, а ее сердце превратилось в кусок льда.
Юлька миновала аллею и вышла к углу дома. Мимоходом взглянув на темные окна, в которых отражался золотистый свет фонарей, она решила не заходить в особняк. Вот-вот должен приехать Матвей, встречаться с ним не хотелось. В кабинете осталась сумочка, но в ней не было ничего действительно важного, главное, мобильный с ней. Обойдя партер, Шарапова на мгновение замерла у балюстрады, засмотревшись на открывшийся вид. В любое время года на протяжении двух с лишним лет, когда бы Шарапова ни возвращалась домой, она непременно задерживалась у балюстрады, любуясь закатом или звездным небом, укрывающим Сиреневую Слободу. Деревня в размытых бликах огней простиралась перед ней, и слышно было, как с легким шорохом опадают листья в парке. Девушка коснулась пальцами холодного парапета и услышала, как шуршат шины авто по асфальту. Она обернулась, и ее ослепило фарами авто, которое плавно описывало круг вдоль партера. Юля сразу поняла, кому принадлежит эта дорогая черная блестящая машина. Если бы девушка не остановилась, успела бы спуститься по аллее и уйти, не встречаясь с ним. Да, собственно, и сейчас она могла бы убежать, но это вызовет лишь саркастическую усмешку у Матвея Юрьевича и даст повод завтра потешаться над ней. Нет уж, такого удовольствия она ему не доставит.
– Юля Владимировна, даже мое завышенное самомнение не позволяет думать, что ты ждешь меня, – донесся его хрипловатый и насмешливый голос, когда машина затормозила рядом и мужчина вышел.
