Давным-давно жил на Востоке
Красивый, добрый, невысокий —
Аллаха радость-Аладдин.
Он был у матери один.
Она давно уж овдовела.
Бранила сына то и дело:
«Одежду не умеешь шить.
Портным вовек тебе не быть.
А хлеб? И тот не мог испечь.
Зато разворотил всю печь».
И Аладдин понять не мог —
Какую выбрать из дорог.
Чего его душа хотела?
Одежду шил он неумело.
Печь хлеб и тот он не умел.
Короче – был он не удел.
Немного в детстве задержался.
Тут гром средь бела дня раздался!
Из дальних и богатых стран
Вошёл в их город караван.
Хозяин – дядя Аладдина!
«Вот, это милая картина.
Когда мой муж на свете жил,
О брате он не говорил!»
Подарки в дом несут тюками.
Махнула женщина руками:
«Он точно мужа брат родной,
Ведь он любезен так со мной.
О брате долго горько плакал.
Какой ранимый он, однако».
Попозже брат почёл за честь
Немного плова с хлебом съесть.
Прошли в заботах две недели,
Всё время плакали и ели.
Нет у вдовы в родстве сомненья:
«Брат мужа был купцом с рожденья».
Вдруг родственников – столько стало!
Вдова от них совсем устала.
Хотят её все навестить
И брату мужа угодить.
Устал и дядя от забот.
Племянника гулять зовёт.
Они за город выезжают,
Но слуги их не провожают.
И едет Аладдин беспечно.
Уж ночь им путь открыла Млечный.
«Пора бы, дядя, нам домой!»
«Ещё чуть-чуть, мой дорогой».
«Но мама может быть в тревоге,
Что сбились мы с прямой дороги!»
Но улыбнулся только дядя,
Куда-то вдаль с надеждой глядя:
«Стоит в песках старинный храм.
Туда, племянник, надо нам.
Там, Аладдин, мы отдохнём,
А утром мы домой пойдём!»
Наш Аладдин так утомился,
Что с лошади чуть не свалился.
И видит обветшалый дом.
Лишь запустение кругом.
Внутри картины на стенах.
Напал на Аладдина страх.
И вот уж стало ему сниться,
Что дядя, как большая птица,
Летает, крыльями паря.
Зловеще говорит: «Не зря
Я ждал мальчишку столько лет.
Нельзя мне одолеть запрет.
Сейчас ты, Аладдин, пойдёшь
И лампу старую найдёшь.
А если страшное приснится,
Ты должен истово молиться.
Спускайся в этот узкий лаз
И возвращайся через час».
И Аладдин идёт с молитвой.
Чудовищ побеждает в битвах.
Пропали чудища. В волнении
Он видит пира угощения.
Соблазн с молитвою проходит.
И лампу старою находит.
Сокровищница, как луна, светила.
Мысль Аладдина посетила.
И он в мешок сует каменья
И золотые украшения.
Назад проходит без помех.
И слышит сатанинский смех:
«Как здорово ты мне помог!»
И Аладдин даёт мешок.
Чалму на палку он надел,
Лишь дядю разыграть хотел.
И снится страшный сон ему,
Что дядя разрубил чалму.
Хоть был наивен Аладдин,
Но лампу спрятал на груди.
Свою ошибку понял «дядя»,
Когда мешок открыл в Багдаде.
Очнулся Аладдин с зарёю.
Он находился под землёю.
«Так, значит, это был не сон?!»
Он вспомнил быстрой сабли звон.
Чалмы валялись половинки.
Скатились на пол две слезинки.
«Сижу, как мышка в мышеловке.
Как мне подняться без верёвки?»
Вот лампу он потёр случайно.
И тут открылась её тайна.
С волненьем смотрит Аладдин-
Из старой лампы вышел джинн.
Гремит он, сам собой любуясь:
«Я слушаю и повинуюсь!»
Стучат у Аладдина зубы.
Но джинн смеётся: «Я не грубый!
Я твой слуга, а не дубина».
Читает мысли Аладдина.
«Тебе подсказывал – как лампу сохранить.
И как чалму на палку посадить.
Твой «дядя» страшный маг Магриба.
