Любовная атака

Лайза Нортон дослушала сигналы, затем стала считать гудки в телефонном аппарате: один, два, три, четыре… Считая, она ждала ставшего уже привычным сообщения с магнитофона Джека Харриса и лениво размышляла, какую глупость выдумает тот на сей раз.

Кроме того, Лайза задавала себе вопрос, причем не впервые, существует ли Джек Харрис на самом деле, и если да, то в своем ли он уме. Дурацкая мысль: если этот человек не существует, то самый известный художник по дереву – просто вымысел. И потом, кому-то же должен принадлежать этот удивительный голос, оставлявший на ее магнитофоне сообщения в ответ на те, что Лайза оставляла ему.

Впрочем, если его способ пользования телефоном, к которому он приделал магнитофон, о чем-то говорит, то вопрос о состоянии рассудка этого художника явно остается открытым. Даже голос, как уже начинало казаться Лайзе, был каким-то ненатуральным. Человеческое горло неспособно издавать такие звуки: скрипучий тембр и необыкновенная глубина наводили на мысль о том, что здесь тоже не обошлось без механики.

– С вами говорит магнитофон Джека Харриса, – начал замогильный голос. – Его человеческое воплощение в настоящий момент неспособно к общению и, как водится, свалило все на меня. Если желаете оставить сообщение, я с радостью передам его в нужное время. Если же вам необходим диалог реальных людей или общение с машиной выше ваших слабых человеческих силенок, предлагаю включить ваш собственный магнитофон после звукового сигнала.

– Черт бы его побрал!

Кажется, она звонит господину Харрису уже в четвертый – нет, в пятый раз, и хотя сообщения всегда были разными, их сущность неизменно сводилась к одному: его нет дома, он перезвонит.

И перезвонит, уж это-то Лайзе было известно. Джек Харрис звонил после каждого ее сообщения. Беда была в том, что время его звонков никак не совпадало с ее пребыванием дома. В первый раз Лайза пыталась связаться с ним почти неделю назад, но единственное, чего ей пока удалось добиться, – это довольно невразумительного диалога с магнитофоном.

Лайза подошла к трюмо и тяжело вздохнула.

Из зеркала на нее смотрела невысокая девушка лет под тридцать с буйной гривой длинных волос, цвет которых колебался от темно-каштанового до темно-медового с проблесками оттенка меди. Ярко-синие глаза, прямой нос, широкий подвижный рот, хорошие зубы, глубокие ямочки на щеках. Фигура, надо отдать должное, недурна: ноги очень хороши, во всяком случае, так говорили.

Однако у Лайзы всегда было ощущение, что она слишком мала ростом и масса густых волос грозит совсем поглотить ее миниатюрную фигурку. Привлекательна? Возможно, но не красавица, это уж точно.

Ну хватит! На этот раз довольно! – сердито подумала девушка. Она успела подготовиться как раз к тому моменту, когда прозвучал звуковой сигнал.

– Приветствую тебя, магнитофон! – нараспев произнесла Лайза. – Я магнитофон мисс Нортон. Я снова повторяю: мой индивидуум желает пообщаться с твоим человеческим воплощением – и по-человечески. – С трудом удерживаясь от смеха, девушка продолжала: – То есть лицом к лицу и таким образом, как принято между людьми. Я, конечно, понимаю, что по нашим с тобой стандартам такое общение несовершенно, однако таково желание моего индивидуума, и я буду тебе крайне признательна, если ты доведешь его до сведения твоего человеческого воплощения, если оно вообще существует, а не является плодом твоего механического воображения… – На мгновение Лайза замолчала, а потом выплеснула новую порцию своего раздражения на бездушную пленку Джека Харриса. – Пит… мы ведь уже достаточно хорошо знакомы, чтобы называть друг друга по имени. Можно, я буду называть тебя так? – заговорила Лайза страстным голосом, просто-таки источавшим соблазн. – Дело в том, что мой индивидуум желает обсудить с твоим нечто более сложное, чем просто бизнес. Она желает обсуждать искусство, Пит, понимаешь, – искусство! А для этого, Пит, необходим личный человеческий контакт, ибо каждому известно и то, что у машин души нет, не так ли, Пит, у нас ведь нет души?