Капля крови в снегу. Стихотворения 1942-1944 - Геннадий Гор, Андрей Д. Муждаба

Капля крови в снегу. Стихотворения 1942-1944

Страниц

40

Год

Геннадий Самойлович Гор, известный российский художник и критик, в своих речах обращался к советской аудитории с предупреждениями о проблематичной природе суда над «примитивной» живописью талантливого художника Константина Панкова, который создавал потрясающие картины в стиле ненецкой живописи. Несмотря на то, что некоторые относили его работы к рисункам детского уровня, Гор настойчиво советовал аудитории обратить внимание на искренность и экспрессивность этих пейзажей. Созданные Константином Панковым творения отличались яркостью и насыщенностью цветов, передавая величие и красоту северных просторов. Все подробности находятся ниже.

Геннадий Самойлович Гор — талантливый и влиятельный художник своего времени. Он всегда старался разбудить интерес к разнообразным художественным течениям и направлениям у советской аудитории. В конце 60-х годов он обратил особое внимание на работы Константина Панкова, живописца, создающего прекрасные пейзажи в стиле ненецкой живописи. Однако, даже при таком великолепии и выразительности, эти работы подвергались критике. Многие называли их «примитивными» и сравнивали с детскими рисунками. В такой ситуации Геннадий Самойлович Гор посчитал своим долгом предупредить аудиторию о необходимости более внимательного и серьезного отношения к художнику и его работам.

Константин Панков - мастер своего дела, сумевший передать величие и красоту северных просторов с помощью ярких и насыщенных цветов. Каждая его работа была настоящим шедевром, несмотря на то, что некоторые считали их слишком простыми. Однако, Геннадий Самойлович Гор подчеркивал искренность и глубину пейзажей, созданных Панковым, и призывал аудиторию осознать их ценность. Эти картины были уникальной возможностью насладиться миром природы и понять гармонию между человеком и окружающей средой. Они позволяли почувствовать себя частью прекрасного и бесконечного мира природы. Для того, чтобы в полной мере оценить всю красоту и значимость работ Константина Панкова, необходимо открыть свое сердце и разделить его восприятие природы. Только так можно понять и почувствовать, насколько прекрасными могут быть даже самые простые и на первый взгляд непримечательные пейзажи.

Таким образом, работы Константина Панкова, хоть и вызывали сомнения у критиков, остались примером высокого мастерства и гармонии в живописи. Они удивляли и вдохновляли своей искренностью и выразительностью, и стали настоящим сокровищем для всех ценителей искусства. Откройте для себя уникальный мир Константина Панкова и насладитесь неповторимыми пейзажами, которые оставят ваше сердце полным восторга и вдохновения.

Читать бесплатно онлайн Капля крови в снегу. Стихотворения 1942-1944 - Геннадий Гор, Андрей Д. Муждаба

Геннадий Гор. Первая половина 1930-х годов


© Геннадий Гор, наследники, 2012

© Андрей Муждаба, составление, предисловие, подготовка текста, примечания, 2012

© Книгоиздательство «Гилея», 2012

Поэзия Геннадия Гора[1]

«Форма выражения, манера или стиль у настоящего художника подчиняются не случайной прихоти, а чему-то более глубокому, уходящему своими корнями во внутренний опыт, в глубинное знание жизни»

Этой привычной для современной эстетики истиной в конце 60-х годов Геннадий Самойлович Гор предостерегал советскую аудиторию от скорого суда над «примитивной» живописью ненецкого художника Константина Панкова, чьи красочные пейзажи напрашивались на сравнение с детскими рисунками. Гор не был профессиональным этнографом или искусствоведом, но свои обширные познания и опыт он умел сочетать в оригинальную картину мира, в которой каждая мелочь была непротиворечиво связана с целым и получала в нём своё место и объяснение. Этот особый взгляд был с самого начала заметен у Гора во всём – писал ли он почти сюрреалистический панегирик коллективизации, рассказы о малых народах Севера[2], статьи о художниках и учёных или научно-фантастические романы и повести, благодаря которым и получил наибольшую известность.

Почти сорок лет назад, в 1973 году, вынесенной нами в эпиграф цитатой уже открывалась вступительная статья к книге избранных произведений Гора. По мысли Льва Плоткина, эта формула, спроецированная на безобидные бытописательные и автобиографические повести и рассказы, должна была объяснить победу в творчестве писателя «реалистического» метода над мятежными «формалистическими» увлечениями молодости. Резюмируя результаты почти полувекового на тот момент пути Гора в литературе, критик едва ли предполагал, насколько далеко «что-то более глубокое» когда-то уводило отданного ему на суд писателя от канона соцреализма и какой «форме выражения» мог соответствовать его внутренний опыт. Но что там критики – о самом таинственном и сложном путешествии Геннадия Гора «в глубинное знание жизни» не подозревали даже самые близкие люди вплоть до смерти писателя в 1981 году. Потребовались десятилетия, чтобы стихи, написанные им в 1942–1944 годах, были найдены и опубликованы и там, где виделась долгая и безрадостная история творческих самоограничений и компромиссов, образовался трагический и неожиданный излом.

Спустя почти семьдесят лет сложно уверенно сказать, предшествовали ли этому творческому развороту вокруг своей оси какие-то более ранние опыты Гора в поэзии[3] или нужный язык, нужная форма были найдены им во время войны. Известно только, что в начале апреля 1942 года Геннадий Гор эвакуационным эшелоном покинул Ленинград, где провёл первую, самую тяжёлую блокадную зиму, – а спустя несколько месяцев стали появляться первые стихотворения, в которых осмыслялось пережитое:

     Красная капля в снегу. И мальчик
     С зелёным лицом, как кошка.
     Прохожие идут ему по ногам, по глазам.
     Им некогда. Вывески лезут:
     «Масло», «Булки», «Пиво»,
     Как будто на свете есть булка…

Всего девяносто пять стихотворений, написанных аккуратным почерком на отдельных листках. Под большинством из них даты: июнь, июль, август 1942 года.

Обстоятельствами времени и места своего появления эти стихи так плотно сжаты в единое целое, что без потерь не могут быть отделены друг от друга. Вместе они образуют точку предельной плотности, в которой война и далёкое детство, абсурд и повседневность, беспамятство и ностальгия, блокадный Ленинград и горы Алтая, судьба и творчество смешиваются и переплавляются, порождая абсолютно автокоммуникативное, практически закрытое для внешнего проникновения поэтическое высказывание об одной из самых страшных катастроф XX века. Балансируя на грани нечленораздельности, словно записанные на стадии, предшествующей полному оформлению мысли, они ведут в глубины подсознания самым прямым путём из возможных