Пепел ангела

 Моему первенцу Феденьке

Всем причастным к его жизни

И его гибели.

В нашей стране существует тема, о которой не принято говорить вслух. Тема, которую общество старается замалчивать, словно пытаясь сделать вид, что её не существует. Перинатальная потеря – это трагедия, которая каждый день разрушает жизни сотен семей, но остаётся невидимой для общества.

Мы живём в эпоху, когда технологии позволяют спасать жизни в ситуациях, которые ещё несколько десятилетий назад считались безнадёжными. Медицина развивается стремительными темпами, но вместе с тем существует область, где прогресс словно остановился. Это область душевных ран, которые остаются после потери ребёнка на ранних сроках беременности, во время родов или сразу после них.

Общество научилось говорить о многих болезненных темах, но перинатальная потеря остаётся табу. Женщины, пережившие эту боль, часто остаются один на один со своим горем, не получая ни поддержки, ни понимания. Их боль заглушается разве что формальными словами утешения, вроде «Молодая, еще родишь», которые звучат просто дико по отношению к погибшему ребенку. Хорошо, если его хотя бы считают ребенком

Эта книга – попытка нарушить молчание, чтобы помочь другим не чувствовать себя одинокими в своём горе.

Эта книга – не попытка обличить кого-то. Даже если все те, чьи руки сознательно или неосознанно оказались в крови моего ребенка, были наказаны, это уже никогда не вернет моего первенца.

Эта книга – нематериальный кенотаф моему ребенку, которого в нашей стране не признали за человека, не дали похоронить как человека и даже не дали проводить как человека.

Чем больше проходит времени, тем больше размываются в памяти события, имевшие четкие очертания, тем больше отдаляется то бесценное, что заполняло меня полностью, тем больше ускользают эмоции, чувства, ощущения – единственное, что осталось у меня от такой короткой, но смыслообразущей части моей жизни.

Психологи говорят, что так приходит новый этап в процессе горевания. Психологи говорят, но разум молчит, а сердце болит по-прежнему. Разве что боль стала немного глуше, и теперь я уже могу прятать свои слезы от посторонних глаз.

Только в глубине души возникает ощущение, что с картины, созданной и до сих пор существующей в другой ли реальности или просто в моем воображении, с которой уже пропали все краски, когда Федя ушел в вечность, теперь начинают исчезать и контуры предметов…

У музыканта Сергея Бабкина, творчество которого мне когда-то казалось очень созвучным, была песня «Другу», а в ней – описание похожей ситуации, описанное следующими словами: «Он стирает твой портрет, написанный кем-то давным-давно на белом ватмане простым карандашом. И даже не пытайся вспомнить, кто автор…»

А через припев были новые слова: «Друг мой, он стирает твой портрет. Скоро ты перестанешь слышать. А когда он дойдет до подбородка, ты замолчишь…»

Возможно, так произойдет и со мной. Поэтому я пытаюсь сохранить все, что помню. Хотя бы набросок, хотя бы эскиз непрожитой жизни моего сына.

К хорошему привыкаешь быстро, к плохому – медленно, но тоже привыкаешь. Например, ежегодно ложиться на операционный стол. Не знаю, кого и чем в жизни я так обидела. Знала бы – от всей души попросила прощения. Всегда думала, что нельзя никому целенаправленно делать зло и даже желать зла. Даже тем, кто сделал его тебе, несознательно или осознанно.