Полуночные беды: Первый на выход

«Горе! Горе! Крокодил

Солнце в небе проглотил!»

К. Чуковский. «Краденое солнце»

Четверг, 12 сентября. Город покрывает густая пелена наступающего т вечера. Солнце все ближе к горизонту, а чернильные тени все тоньше и длиннее. Лето кончилось, и постепенно жаркие дни сменяются неизбежными холодными ночами. Люди снуют вдоль тротуара, а промерзший ветер заставляет прятаться в одежду как можно глубже. Он дует без остановки, срывая первые желтые листья с деревьев и унося их вниз по улице. Рано или поздно, всем им уготовано место в водостоках.

Хрупкий листок падает с тонкой ветки и сразу подхватывается стремительными порывом, уносящим его все выше, над линиями проводов, уличных фонарей, и наконец, туда, где исчезают бетонные крыши спальных районов и начинается небо.

Серые спины панелек длинными рядами усеяли этот город, как панцири иссушенных полуденным зноем жуков. Скоро солнце исчезнет, и грядет, обволакивая бетон, тишина ночи. Кое-где в черных прямоугольниках окон стали зажигаться огни, плюясь в надвигающуюся тьму крохами света.

Со стороны горизонта надвигаются тучи.

Сейчас все наше внимание привлечено захудалым баром, клокочущем гортанными ритмами из грязного переулка. Мы идем туда, где задешево можно выпить и немного поесть, пока в немытые стекла брезжат последние лучи заходящего солнца. Несколько окон этого заведения, расположенных по уровню тротуара, выглядывают на центральную улицу, покуда остальные вперились в соседнее здание, лишенные счастья хоть раз увидеть небо. Там из старых колонок до сих пор играют зарубежные хиты восьмидесятых годов. Как сказали бы завсегдатаи – тут можно бросить кости и не думать о завтра. Погрузиться в былое, улучив шанс хоть на пару часов позабыть о своих проблемах, утонув в сизом дыме и граненом стакане.

Там все еще горят старые лампы накаливания, а со стен красуются плакаты с героями фильмов прошлого века. Время здесь словно замерло. И в это грязное, наполненное сумраком полуподвальное помещение, заходят трое.

Один был, как вырезанная из слоновой кости статуя: сам бледный, а грубые черты спокойного лица отбрасывали на стену резкие, почти карикатурные тени. Светлые волосы аккуратно зачесаны назад, но редкие пряди выбились и обрамляли высокий лоб, как вензеля на фарфоре. Губы сложены в постоянную недовольную линию. Тонкий розовый шрам рассекает волосы на правом виске, заканчиваясь почти у глаза. Этот человек был настолько высок, что наклонялся перед низким порогом, а одежда на нем болталась, как парусина на мачте в безветренный день, но никто бы не назвал эту громадину худым.

Второй был похож на иностранца: смуглый, словно из отпуска с заграницы, жесткие волосы собраны в короткий пучок на затылке. Шел он вальяжно, будто много раз захаживал сюда. Руки его пестрили рукавами татуировок, перекрывавшими старые рубцы, язвы и следы от ожогов. Рваные кеды он, видимо, даже не удосужился завязать, просто запихав шнурки вовнутрь. Карие глаза были прикрыты в полунасмешливом прищуре, словно он знал какой-то неудобный секрет, раскрывать который пока не планировал.

Третий был самый незаметный из всей компании: короткая стрижка черных волос, серый спортивный костюм, невзрачный рюкзак на одной лямке и поношенные кроссовки выделяли в нем человека скорее забывчивого и не следящего за своим видом, чем консервативного. Глаза покоились на тяжелых, почти фиолетовых мешках от постоянного недосыпа. Однако, ясные голубые зрачки резво бегали по помещению, и казалось, будто ничего не ускользало от его внимания.