Азиатский антициклон отступил, оставив после себя приятную депрессию. Слепящим золотом засверкало в вышине солнце, свет его, растворяясь по утрам в каплях росы, блистал ничем не хуже россыпей алмазных. Стало тепло, а по местным меркам – даже жарко.
На склонах сопок из серо-зелёного стланика выглянули светло-желтые цветы. В небе над цветами пели и кричали птицы. Хорошо на улице: приятно душе и телу, а вот в кабинете начальника городской милиции о приятности напоминал лишь едва ощутимый аромат одеколона "Шипр", прочие же ароматы вкупе с тяжёлой духотой, безжалостно давили малейшие намёки на любое проявление радостного настроения. Всем хотелось на улицу и пить, но в графине, вместо живительной влаги, бесновалась муха, попавшая по чьей-то злой воле в замкнутое пространство. Атмосфера в кабинете была до того тяжкой, что начальник милиции, любивший длинные и назидательные речи, решил поскорее свернуть ежедневную сходку. Торопливо заострив внимание на факте участившихся случаев нелегального вывоза золота из города воздушным путём, он утёр вспотевший лоб и распустил народ. Загремели стулья. Возле дверей случилось лёгкое столпотворение.
– А вас, Синяков, я попрошу остаться! – голосом небезызвестного киношного героя окликнул начальник Васю Синякова
Василий поморщился. Такие просьбы начальства всегда чем-нибудь чреваты, а Васе ничего чреватого сейчас не хотелось. Ему хотелось вырваться из душного кабинета и напиться воды студёной, а ещё лучше – пива.
– Вот что, Синяков, – начальник подвинул к следователю тощую папку, – тут один бич по фамилии Банкин кони двинул, а наш эксперт, проявив ненужную любознательность, выявил признаки отравления и не туда дышло повернул. И всё бы ничего, но послезавтра приезжает комиссия. Придётся отчитываться. Коля Петров начал работать, но с ним, сам поди уже знаешь, сегодня ночью случилась беда… Приступ радикулита… Так что, хватай дело в зубы и в путь.
В кабинете Синяков напился воды и открыл папку с делом. Сразу стало ясно, что не успел Петров хорошо потоптать розыскную ниву. Конь здесь повалялся, но самую малость. С краешку. В папке лежали два протокола: осмотра места происшествия и допроса единственного свидетеля. Тут же лежал и акт экспертизы, где указано, что у трупа, наряду с вызванными неумеренным потреблением спиртных напитков патологиями, имеются явные признаки воздействия на организм цианидов.
"Нужны уточнения, – решил Василий, встал из-за стола и пошёл".
Глафира Петровна Дюкина, именно она и была тем самым единственным свидетелем, проживала с погибшим в одной квартире. Вот эта улица, вот этот дом… Нужная квартира находилась на втором этаже. Заперто. Василий постучал костяшками пальцев по истёртой и изодранной клеёнке, служившей некогда здесь ярким украшением, а теперь превратившаяся в сплошное уродство. На вежливый стук никто не отозвался. Постучал серьёзнее – кулаком. Когда стучать кулаком надоело и захотелось воспользоваться ногой, за дверью послышались шорохи и скрипучий голос поинтересовался:
– Чего надо?
– Из милиции я, – закричал Василий. – Мне бы с Глафирой Петровной переговорить!
– Зачем?
– По поводу показаний!
Дверь отворилась. Квартира, куда впустили Синякова, была коммунальной. На три семьи. С общей кухней и некоторыми удобствами.
