Спасенный любовью

Харт Маккензи.

Говорили, он знал, какое удовольствие хочет получить женщина и как его ей доставить. И действительно, Харту даже не было необходимости спрашивать даму, чего она желает. Конечно, сначала она могла этого и не знать, но очень быстро все понимала – и снова хотела того же.

Он обладал властью, богатством, талантом, умом и способностью воздействовать на людей – как на мужчин, так и на женщин, – поэтому добивался от них того, что ему требовалось, заставляя, однако, верить, что они сами этого хотели.

И Элинор Рамзи прекрасно знала, что это чистейшая правда.

Однажды, неожиданно теплым февральским днем, она стояла в толпе журналистов на Сент-Джеймс-стрит в ожидании выхода великого Харта Маккензи, герцога Килморгана, из своего клуба. В старомодном платье и поношенной шляпке леди Элинор Рамзи выглядела точь-в-точь как и любая другая дама-писака; и она казалась такой же жадной до скандальных историй, как и все остальные. Но в то время как другие искали эксклюзивный материал из жизни знаменитого шотландского герцога, Элинор пришла сюда с надеждой на жизненные перемены.

При появлении высокой фигуры – герцог был в черном сюртуке на широких плечах и в килте из шотландки на бедрах – репортеры насторожились. Харт Маккензи неизменно носил килт, как бы напоминая всем и каждому, что он перво-наперво шотландец.

– Ваша светлость! – раздались крики журналистов. – Ваша светлость!

Море мужчин хлынуло вперед, оттеснив Элинор назад. Но она, не растерявшись, начала проталкиваться сквозь толпу, энергично орудуя зонтиком, чтобы расчистить себе путь.

– О, прошу прощения, – извинилась она, оттолкнув в сторону какого-то мужчину, попытавшегося ткнуть ее локтем в бок.

А Харт не смотрел ни налево, ни направо – надел шляпу и шагнул к своему открытому ландо. Он как никто другой умел не замечать того, чего не хотел видеть.

– Ваша светлость! – закричала Элинор, сложив руки рупором. – Харт!

Он остановился и повернулся на ее крик. Взгляды их встретились, и в тот же миг Элинор почувствовала, что у нее подогнулись колени. Она в последний раз видела Харта в поезде, почти год назад. Его теплая ладонь лежала у нее на плече, и он проследовал за ней до ее купе и заставил принять деньги. И еще он сунул ей за корсаж платья свою визитную карточку – она до сих пор помнила прикосновение его горячих пальцев.

Харт сказал что-то одному из своих телохранителей, ожидавших его у кареты. Парень кивнул и, повернувшись, направился к Элинор, расчищая себе путь в толпе обезумевших журналистов.

– Сюда, пожалуйста, ваша милость, – сказал он Элинор.

Она молча последовала за охранником. А Харт пристально наблюдал за ее приближением. Когда же она наконец подошла к ландо, он подхватил ее под локти и, с легкостью подняв, усадил на сиденье.

От его прикосновения у Элинор перехватило дыхание. Усевшись, она изо всех сил старалась унять гулкий стук сердца. Харт последовал за ней, но, слава Богу, занял место напротив. Она бы никогда не смогла сделать ему свое предложение, если бы он сидел слишком близко от нее, отвлекая жаром мускулистого тела.