Уязвлённое самолюбие

«Ни один человек не может стать более чужим, чем тот, кого ты в прошлом любил».

Э. М. Ремарк

К пяти часам большая часть работы была сделана, и можно было наконец передохнуть. Капитан Лидин, сняв халат и маску, прилёг на кушетку. Потянувшись, он положил под голову ладонь и закрыл глаза. После напряжённого дня чувствовалась усталость, и даже в этот непоздний час сон мог наступить быстро, достаточно было избавиться от двух главных раздражителей: очков и телефона. Справиться с первым особого труда не составляло, тогда как со вторым следовало повозиться. Перевёрнутый кверху брюхом телефонный аппарат напоминал беспомощную черепаху, и, сжалившись над беднягой, Лидин поначалу ограничился тем, что убавил громкость до минимума, а затем, сжалившись уже над собой, взял и просто выключил его из розетки. Впрочем и это не гарантировало тишину: в коридоре у поста дежурной медсестры находился точно такой же изувер с параллельным номером, так что действовать на нервы с успехом мог и тот коридорный аспид. Что вскоре и случилось. Стоило прикоснуться к очкам, как из приёмного сообщили о поступлении трёх новых больных с расстройством желудка. Мечты об отдыхе стремительно таяли, но тут выяснилось, что дежурный по госпиталю распорядился оформить новеньких в своё гастроэнтерологическое отделение. Такое нетривиальное решение застало Лидина врасплох, ибо сильно смахивало на отчаянную выходку эксцентрика с внезапно случившимся припадком альтруизма. Взбалмошности гастроэнтерологу было не занимать; что касается филантропии, то, как и у всех смертных, она у него тоже была, но до сих пор скромно отлёживалась в загрудинном депозитарии, ожидая своего часа, и, видимо, сегодня этот час, наконец, пробил. Выдвигать новые версии, а тем более разгадывать чьи-то ребусы особого желания не было, в то время как впасть в забытье хотелось всё больше, и оставшихся сил как раз хватало, чтобы перевести зрение из отчётливого в расплывчатое. Но тут оживший коридорный бубенец выдал очередную новость: дежурный по госпиталю всем поступившим только что назначил консультацию инфекциониста. Это окончательно сбило Лидина с толку, хотя намёк на логику просматривался: было похоже, что альтруистическая апоплексия гастроэнтеролога, так и не успев набрать силу, безвременно сгинула, и предписанная им консультация была тому подтверждением. По госпитальным канонам врачебное назначение такого рода считалось несрочным и могло подождать вплоть до завтрашнего утра. Но Лидин вспомнил, как две недели назад едва не потеряли больного, у которого под маской обычного гастрита пряталась кишечная инфекция, и который вовремя не был осмотрен инфекционистом. И этот совсем свежий случай сверлил память, назойливо намекая на то, что время освобождать переносицу от порядком надоевшей оправы ещё не наступило.

– Альберт Валентинович, снимите очки, вы же так не уснёте, – услышал он шёпот справа от себя.

– Спасибо за заботу, Гуля, – отвечал не открывая глаз Альберт. – Как там четвёртая?

В четвёртой палате находился ефрейтор с подозрением на дифтерию, доставленный позапрошлой ночью из Янгиюля. В аптеке госпиталя, как назло, не оказалось противодифтерийной сыворотки, и персонал второго инфекционного готовился не только к прогрессированию болезни, но и к возможным осложнениям.