Я покажу тебе горы

День за днем. Пролетают минуты,

Одаряя крамольной тоской.

Наводя в сердце мрачные смуты,

Мир навечно вберет упокой.

Ты другой, ты утратил сиянье,

Оградился от мира стеной.

Став холодным, лишился мерцанья.

Ныне чужд тебе духа покой.

Спуск эмоций отныне неважен —

Души копят в себе эхо, крик,

Тебе мир абсолютно не страшен,

В тебя холод давно уж проник.

Бросив в толпы людей взгляд стрелой

И сдержав чужаков за преградой,

Скрыл стенанья твой дух боевой.

Ты себя же увечил оградой.

Кто вберет твою боль?

Кто залечит извечные раны?

Кто растопит великие льды теплотой?

Успокоит грозу и пробудит от сна все вулканы.

И на небе твоем засияет безликой звездой.

Талион за страданья.

Не ждал, не желал ты подмоги.

Преклоняя колено, смиренно припав к изголовью.

Не в покое твое назначенье, а участь – ожоги.

Твоя миссия сулит страдания, ты – плачущий кровью.

Пронизывающий воздух проходил сквозь каждое нервное окончание в теле. Даль безмолвным шепотом вновь вторила о неизвестности. Кого-то она манила, взывая к себе в поисках лучшего, а другой нашел свое «лучшее» и заменять его иным не было желания несмотря ни на что, потому что известно: найдя свое однажды, ты будешь находить счастье лишь в нем, сквозь боль и преграды обретешь тепло. Пройдя все испытания, станешь терпеливо ожидать блага, и лишь самому Милосердному известно, в чем оно – в радости или горе.

Стоящие в гордом молчании горы были последней остановкой на пути исполнения мечты. Той мечты, что еще недавно могла быть безнадежно зарыта под холодной землей, как самые бережно хранимые воспоминания. Но она нашла свое спасение и свое воплощение в его руках. И, пройдя столь немалый путь во имя лучшего, он сидел под размытыми лучами солнца, что сейчас казалось столь близким, не ощущая его тепла. Снежный ковер под ногами впитывал в себя каждый лишний звук, который мог помешать внешнему покою. А что творилось внутри? Этого нельзя объяснить, ни одно слово не скажет за душу. Но известно одно: мирно проживали свою жизнь чувства, с которыми необходимо привыкнуть жить.

Уставшим взглядом смотря в ту далёкую неизвестность, он сел на холодную снежную землю у обрыва. Окружающая белизна ослепляла, совсем близко проплывали безмятежные облака, а солнце до сих пор смотрело сквозь их пелену. Через легкую густоту он кинул свой взор на сияющий диск в небе, почувствовав забытое умиротворение. Весь его путь проходил с надломали и извилинами. Он обретал и терял. Здесь и сейчас, в настолько важный момент, он наконец ощутил спокойствие за исполненный долг. И, посмотрев на источник тепла в последний раз, он коснулся резинки для волос на запястье и погрузился в воспоминания, несравнимо согревающие душу и тело.

Зарази мою тьму своим светом

Стены родной школы встретили Хамзу радушно, и уже у входа ностальгия овладела разумом. Когда-то это место подарило ему лучшее время, искренних людей, эмоции и чувства, а сейчас осталось лишь эхо приятных воспоминаний. Но дальше жестокая реальность затопила в нем самое светлое, убив прежнего юношу. И сегодня он, давно возмужавший, облаченный в белоснежную рубашку с серебряными запонками и классические брюки, шагал по позабытым коридорам, в глубине души завидуя безмятежности и легкости мешавшихся под ногами детей. Действительно мешавшихся – его немалый рост и крупное телосложение позволяли выражаться подобным образом. Глубокие темные глаза, обрамленные густыми ресницами, смотрели прямо, а мягкие, чуть вьющиеся иссиня-черные волосы, что привычно спадали на лоб, сейчас мягко трогались незримым и пальцами ветра. А дополнялся образ воплощением мужественности грубыми чертами лица во всем остальном – напряженным лбом, выделяющейся венке у виска, густыми бровями, жестким изгибом чуть полных губ, но в грубости этой таилась сила.