Сделка. Утонуть в наслождении

На грани похоти и порока

Глава 1

Тишина. Темнота квартиры давит, душит. Я одна. На полу, с бокалом вина – пятым, наверное.

– Ненавижу! – крик в пустоту, в стены, в собственную боль.

Тело – натянутая струна, вот-вот лопнет. Слёзы – горячие дорожки на щеках.

Он, мерзавец, забрал всё – мою фирму, мою жизнь. Я была лишь пешкой в его игре.

Зеркало. В нём – я, Юлия Игоревна, глава компании «Роза». Была…

– Я – никто, – нож в руке, холодное лезвие у запястья.

Так, наверное, подростки жизнь с собой сводят.

Провожу лезвием по коже. Боль? Нет. Ничего. Пустота.

Щелчок замка.

Сползаю по стене, наблюдаю.

Дверь. Он.

Этот аромат – Lacoste, сводящий с ума, узнаю из тысячи. Аромат, говорящий о многом.

Илья Сафронов – бизнесмен до мозга костей, акула недвижимости. Опасный, неприступный, дерзкий. Его имя – синоним успеха, власти, безжалостности. Строгий костюм, идеально выглаженная рубашка, дорогие часы, карие глаза, холодные и проницательные – всё в его облике кричит: «Девочкам вход воспрещён!».

Но он – мой лучший друг, моя опора, моя защита. Единственный, кому я позволила увидеть свою слабость, свою уязвимость, свои слёзы.

– Юля, мать твою, – Илья сжимает меня в своих руках так крепко, что я еле дышу. Его голос – смесь гнева и отчаяния. – Бестолочь, дура эмоциональная! Как ты могла до такого додуматься?

Ванная. Холодный кафель под ногами, словно напоминание о жестокости этого мира. Душ. Ледяные струи обрушиваются на мою голову, смывая с меня кровь, смывая с меня слезы, смывая с меня остатки здравого смысла. Тело бьет дрожь, зубы стучат, я не могу согреться, не могу успокоиться.

– Стой! Не дергайся! – его голос – раскат грома, пронзающий тишину ванной комнаты. – Давно пора тебя проучить, дура малолетняя! Нельзя быть такой слабой, такой беззащитной!

Рвусь из его рук, словно за cornered зверь, пытаюсь вырваться из этого ледяного плена, из этого кошмара. Но он держит крепко, за шею, не давая мне упасть, не давая мне сделать еще одну глупость.

– Хватит! Не могу больше! – крик вырывается из моей груди, но тонет в шуме воды, в шуме моих рыданий, в шуме моего отчаяния.

Вода выключается, тишина, словно каменный валун, давит на плечи. Полотенце на голову – холодное, влажное. Он снова берет меня на руки, словно куклу, и несет на кухню.

– Садись, – брошенный приказ – не просьба, не предложение.

Стул холодный, неуютный, словно и он стал частью этого кошмара.

– Аптечка, – его взгляд скользит по стенам, не замечая меня, – где она?

Зубы стучат, холодно до дрожи. Капли воды – ледяные дорожки по ключице, по спине. Порез на запястье – тупая боль, отрезвляющая, напоминающая о глупости, о слабости.

– Руку, – приказ, короткий, жесткий, его глаза – два холодных камня, взгляд – пронзительный, словно лезвие.

Боюсь смотреть ему в глаза, боюсь, что уничтожит меня своим гневом.

Илья перевязывает запястье неловко, будто привык иметь дело не с людьми, а с механизмами.

Он уходит, возвращается с халатом – махровым, мягким, но от него тоже веет холодом.

– Вставай, – шепот, но в нем – сталь, требование, не просьба.

Послушно выполняю его волю. Он снимает с меня мокрую блузку, стаскивает юбку, и я остаюсь в одном белье, словно игрушка, которую он разглядывает.

Волнует ли его это? Не знаю. Он видел девушек красивее, желаннее, послушнее.