«Много лет размышлял я над жизнью земной.
Непонятного нет для меня под луной.
Мне известно, что мне ничего не известно! -
Вот последняя правда, открытая мной».>1
Омар Хайям, Рубаи.
«Небо какое красивое…»
Человек стоял возле ограды, ведущей в маленький садик, позади незнакомого ему дома.
Просто улица и резной забор, вдоль которого высажены кусты рододендрона. В глубине небольшой, почти сельский домик. Уютное чириканье птиц.
Рассвет.
Джентльмен стоял, прислонившись к железным прутьям, и глубоко дышал, устремив взгляд в голубое, еще чуть окрашенное восходом солнца, небо.
Такой хороший день… Воздух холодными струйками входил в его пылающие жаром легкие и со свистом вырывался через совсем не характерное для человеческого тела отверстие в боку. Ему было неудобно, что кровь, под давлением неспешно покидающая тело, может вот-вот промочить сюртук и шокировать случайного прохожего. Он никогда никого не шокировал и конечно очень неприятно связывать конец своей жизни с таким обстоятельством. Но человек пытался об этом не думать. Он сосредоточенно вглядывался в облака, будто стараясь рассмотреть там свою будущую обитель. Облака были редкими, перистыми, удивительно красивыми на фоне синеющего неба.
«Чудо как хорошо». – пробормотал он заплетающимся языком. Пальцы рук уже совсем не слушались и, по-хорошему, нужно было отпустить оградку, присесть на мостовую, сберечь остатки сил. Но мужчина упорно сопротивлялся. Он не слышал голоса рассудка, который заглушало нарастающее давление в ушах. Шум, постепенно обволакивающий его, вытеснял звуки улицы и был похож на бой туземных барабанов. Прекрасное сопровождение для перехода в мир иной.
Он улыбнулся этой мысли. «Скоро. Совсем скоро все это кончится для меня» – улыбка блаженного освобождения не сходила с его уст до тех пор, пока они не стали мертвы. И, оставив бренное тело на мостовой, возле резной, увитой зеленью, ограды, со счастливой улыбкой на застывшем лице, душа устремилась в столь милое молчащему отныне сердцу, небо. С последним вздохом пальцы державшие железные прутья, разжались. Тело бывшее некогда джентльменом, грузным мешком, повалилось на проходившего мимо другого джентльмена. Началось 27 мая 1856 года.
***
Майлз, виконт Мортон, лежал распростертый на мостовой Шеррингтон стрит. На груди его покоился, в прямом смысле этого слова, мужчина средних лет с остекленевшими глазами, огромной бородой и устрашающей своей неестественностью улыбкой.
«О Боже!» – виконт вряд ли мог позволить себе большее, поэтому в воззвании к высшим силам слилось множество эмоций. Он зашевелился, затрепыхался, однако мертвый джентльмен был отягощен лишним весом и со стороны виконт без сомнения напоминал барахтающегося лапками вверх майского жука.
«О Боже…» – уже спокойно, даже задумчиво пробормотал он.
Улица была пуста.
Солнце только поднялось, скоро должны были выйти со своими тележками торговцы и разносчики газет, но… Майлз невольно застонал. Только не здесь. Здесь им делать нечего. Может быть, появится молочник, но публика эта трусливая и не захочет ввязываться в неприятности. А иначе как неприятностью распростертых посреди мостовой джентльменов, один из которых уже отдал Богу душу, назвать нельзя. Позвали бы хоть полисмена.
Немного передохнув, он снова попытался освободиться. Однако, ни навыки борьбы, ни общая тренированность тела не позволили ему в одиночку победить примерно 160 килограмм неживого веса. Майлз попробовал придумать что-то более унизительное, чем в таком положении объяснять полисмену что случилось, но это было сложно.
