Два поцелуя. И ветер. В лицо. И смех, и слёзы, и… (18+)

Не помню, забыл, в какой это произошло день. Сидел на палубе, прислонившись спиной к барбету артустановки. Грел босые ноги об приятно-тёплую обшивку, и зажмурившись, подставлял лицо горячей тропической голубизне.

Звуки аврала выдернули из сладкой полудрёмы. Не открывая глаз, наслаждаюсь последними секундами покоя. Голос дежурного по низам «Мамонта», усиленный динамиками – «Принять корабль с правого борта!», – и загудевшие от сапог трапы и палубы окончательно возвращают к действительности и поднимают на ноги.

Хорошо – никуда бежать не надо, уже на баке – здесь моё место по швартовому расписанию. Жилет, – да ну его на фиг, чай не крейсер принимаем, да и без него парилка.

Ромка боцман с Каримычем, надев жилеты и рукавицы, пялятся в сторону бонового створа. На внутренний рейд из-за бонов, влетает СКР из нашего дивизиона. В дыму дизельной отработки, под вой в холостую пожирающих топливо турбин, с ходу швартуется к нам вторым бортом.

Патрулировали подходы к порту. Из прибрежной полосы джунглей обстрелял кто-то. И попал то – всего один снаряд, разорвался на рубке. Изрешетил крыло мостика и находившегося там сигнальщика. Никто больше не пострадал, только парень – в клочья.

Смотрю на суету с носилками, перемазанное кровью железо. Бледный старшина бэ-че раз, что-то беззвучно кричит в микрофон; натягиваем с Ромкой леера на трапе.

Все, как ошарашенные, на рвоту не тянет, просто, как ударило. И всё. Омертвело внутри и вокруг.

Он первый. От него от первого отвернулась удача.

Может он был тихий парнишка, ходил себе в школу, бегал на танцы; а может, был мечтатель, поджидал принцессу, чтобы при лунном свете танцевать с ней; может ни о чём таком не думал, просто жил. А теперь умер, искромсан вдребезги, стал никчемной кучкой плоти.

Смотрю в голубизну липкого неба. Ветер мягко шелестит в антеннах, он приятно пахнет весной.

В чём-то ему, пожалуй, повезло – всего один миг агонии, и не мучиться много лет. Он и вскрикнуть, наверное, не успел…

…Отрываю побелевший палец от курка, захлебнувшегося пустотой магазина автомата. Посечённый свинцом бамбук за рисовыми чеками не колышется. «Угомонились, слиняли». Сползаю на дно окопа и с наслаждением откидываюсь спиной к стенке. Феликс надвигает каску на лоб, дёргает затвором и встаёт к брустверу, – его очередь наблюдать. Устраивается поудобней, и не оборачиваясь, продолжает прерванный несколько минут назад рассказ.

– Сандру я тоже так выбирал. А фули? От этих соплюшек – первочек одни сопли, да и обревётся вся пока доберёшься до последней резинки, а то и к прокурору с матушкой побегут. Нет, Санёк. На кой хрен мне, скажи, все эти порожняки? Хоть они все и лебяжьего покроя, но уж лучше я буду есть торт со всеми, чем дерьмо один. Видел бы ты мою кисулю! Как кошечка спинку выгнет и подставляется, дразнит. По спинке гладишь, а она аж мурлычет от удовольствия и сама к тебе подв… —

Зуммер вызова оборвал его. Голос штабного редика в наушнике:

Сокол, я гнездо, как слышите? Приём.

Справа долбанул короткой очередью мамонтовский ручник.

– Мамонтвою!!! – ору не вставая.

– Нормалёк, показалось – отзывается балагур «Мамонт». Слышу клацанье затворной рамы.