Еще рано, и, хотя на работу мне еще очень не скоро, я уже подхожу к входу. Не прошел и ста метров, но ботинки сильно запылились, и глянец на них заметно потускнел. «Все мы маленькие тушканчики, мы живем в бархане», – лениво думаю я, разглядывая нежно розовеющие под первыми лучами солнца солидные горы и маленькие горки песка, подпирающие бетонные изгороди и дома. В штиль наш вечный песок скрипит под ногами, а при сильном ветре хрустит на зубах и заставляет приезжих, непривычных щуриться, долго тереть глаза. Красные каменные плиты, с черными и белыми змейками прожилок, ведут к голубеющему входу. И в черно-красную ночь, и в желтое утро голубоватые лампы уводят к всегда таинственной глубине, под песок и плиты, к Каналу.
Несколько десятков ступеней, и тишина становится совсем другой, не шуршащей и звенящей, а плещущейся и шепчущей. Я киваю в ответ пожилой женщине за окошечком кассы, уже привыкшей к моему раннему явлению. Если бы я пришел двумя часами позже, она, наверное, обиделась бы, как ребенок. По звонким мраморным ступеням я сбегаю к платформе. От свежего воздуха Канала мне хочется чихнуть, это оглушает, как револьверный выстрел. Сильное течение приносит измятую пластиковую бутыль, она смотрится очень нелепо под монументальными хрустальными светильниками в бронзовой оправе.
Вот на дальнем конце платформы появляется немолодой мужчина в голубовато-сером костюме. Видимо, еще не было ни одной лодки, и он неторопливо проходит к своему обычному месту, усаживается на скамью и достает газету.
Вскоре по стенам тоннеля, на который я смотрю в ожидании первой гондолы, начинают пробегать блики, и свет фонаря прерывает чтение станционного служащего. Удивительно изящный светлый силуэт плавно выныривает из-под сводов тоннеля и приближается к месту остановки. На гондоле включаются винты, замедляющие скорость. Выдвинувшийся почти у самой воды барьер мягко сдерживает большую лодку и тихо останавливает напротив меня. Позади мест для пассажиров сидит девушка в форме, обычной для всех служащих Канала.
Мужчина открывает двустворчатые ажурные дверцы, равнодушно посматривая на меня. Я не двигаюсь, и девушка на корме, немного подождав, делает ему знак рукой. Закрыв створки, он освобождает гондолу от барьера, и лодка, быстро набрав скорость, исчезает в тоннеле, уводя за собой сотни мерцающих отсветов.
К месту посадки подходят ранние пассажиры. Двое военных, женщина с чемоданчиком на колесиках, подросток в наушниках. Они бодро переходят в подплывшую вслед за первой гондолу и усаживаются на вишневые с желтыми полосками сиденья. Я пропускаю это и еще два почти пустых судна.
На очередном приближающемся пластиковом борту, позади эмблемы «Городского подземного транспортного Канала», я узнаю нужный мне номер «112». Радостно и гулко забарабанило сердце, до сих пор словно замершее, замедлившее свой ход, как у впавшего в спячку ежа. Вхожу один, всех ожидающих увезла предыдущая гондола. Я прохожу к корме, высокая темноволосая девушка, узнав меня, улыбается.
– Я пропустил целую дюжину лодок, ждал вас.
– А зачем?
Я неловко отвечаю, садясь недалеко от нее:
