Гипербола

Последняя капля

– Это последняя капля! Моё терпение лопнуло! Вы всё время что-то вытворяете! – громко сказала Мария Ивановна четвёртому «Вэ», и сделала глоток воды прямо из графина на учительском столе. Её левая рука невольно прижалась к груди слева, там, где можно было почувствовать биение сердца. Учительница сдвинула брови, и грозно посмотрела на детей. Её сердитый взгляд из-под очков, казалось, не предвещал ничего хорошего.

Дети перешептывались, боязливо поглядывая в сторону любимой учительницы. Обычно милая, совершенно искренняя улыбка, сейчас пропала. Мария Ивановна выглядела очень озабоченно, что было естественным, если учитывать сложившуюся ситуацию.

Учительница изучала лица детей: красивые, добрые, иногда смешные, и такие родные. Дети, которые скоро вылетят из-под её крыла, как птенцы из гнезда. Ещё несколько месяцев, и гнездо, то есть кабинет, где почти четыре года размещался теперь уже четвертый «Вэ», опустеет.

Мария Ивановна остановила свой взгляд на светловолосом мальчике, озорном, но от этого не менее любимом. Мысль, что этот мальчишка с взъерошенными волосами, наверное, свёл бы с ума любого учителя своими проделками, посетила Марию Ивановну уже не в первый раз.

– Смирнов, – сказала она строго, – признавайся, это был ты?

Смирнов покачал головой со взъерошенными волосами. А затем низко склонился к парте, как будто прячась от пронизывающего насквозь взгляда Марии Ивановны.

На задних партах зашушукались. Мария Ивановна стукнула ладонью по столу с возгласом:

– Всем тихо! Я и так знаю, что это был Смирнов!

– Нет, Марьиванна, не я, – тихо подал голос Смирнов с первой парты.

– А кто? – удивилась Мария Ивановна, – у нас больше некому…

Смирнов считался первым и единственным кандидатом. Никто и мечтать не мог о такой славе. Бывало, ещё вообще ничего не произошло, а все уже знали, что это дело рук Смирнова. Даже мама Смирнова отвечала на звонок учителя не привычным «Алло», а вопросом: «Что на этот раз?». Смирнов даже книгу начал писать: «Дневник моих подвигов», чтобы потом, когда вырастет, вспоминать не пришлось. Сейчас он как раз работал над третьим томом дневника.

Мария Ивановна села на учительский стул. Она рукой провела по своим гладким чёрным волосам, как обычно, собранным в строгий пучок, сняла очки и стала тщательно протирать их идеально чистые стекла.

– Я вынуждена принять крайние меры. И я буду их применять, пока Смирнов не сознается, – печально промолвила учительница, на минуту переведя взгляд на окно. За окном уже звенела первая капель: крыши просыпались от зимней спячки. По-весеннему теплое солнце озорными лучиками призывало ребят на улицу играть в снежки. Последний урок на сегодня, и можно бежать на все четыре стороны, забыв о школе на целых три дня. Мария Ивановна тоже хотела немного поиграть.

– Мамедова к доске! – учительница всё также методично протирала очки.

Весь класс замер: такого подвоха от Марии Ивановны не ожидал никто. Все знают, что Мамедова больше всего боится отвечать у доски. И Мария Ивановна тоже знает: она старалась всегда спрашивать Мамедову с места. Сама Мамедова замерла ещё сильнее.

Ребята переглядывались: что же Мария Ивановна ещё придумает, чтобы узнать правду? Ведь у каждого, каждого из них была черта или особенность, на которую можно было надавить. Но выдать Смирнова, значит предать друга. И все ребята решили держаться до последнего, хотя скрывать особо было нечего: итак, все знают, что это был Смирнов. Даже сама Мария Ивановна.