В плену. Сборник Бонусов

Снова договорился встретиться с Малышкой. Идиот. Мое подсознание думает, будто трахая эту шлюшку, я могу быть ближе к ее подруге, ощутить ее. Нет. Херь собачья.
Кристина не хочет меня. Она плачет, и я ненавижу ее за это, ненавижу себя за то, что опускаюсь ниже некуда. Я предлагаю ей деньги. Чувствую себя кретином. Это не я. Стараюсь исправить ситуацию, говорю то, что не хочу говорить, понимая, что делаю еще хуже. Она оправдывает меня, я говорю, что купил ее, что устроил ее похищение, а она смотрит на меня так, словно ждала меня здесь, словно знает, что я несу полнейшую херь лишь для того, чтобы задеть ее. Я добиваюсь того, что остаюсь отвергнутым на пороге, Кристина возвращается в постель, я не могу этого позволить. Сейчас или никогда. Кладу руки ей на плечи, запускаю их под рубашку, ощущаю как ее теплая нежная кожа покрывается мурашками. Что с этим делать? Я не знаю. Убить? Любить? Раздавить? Уничтожить?
Я признаюсь в том, что мог представлять только в своих грязных мыслях. Я хотел ее, чертовски хотел. Хочу, чтобы она сказала мне то же самое, и я знаю, что скажет, потому что ее гребаное тело говорит само за себя, оно поддается каждому моему прикосновению, ее фигура словно создана для моих рук, она слеплена для меня.
Сжимаю ее лицо в своей руке, заставляю ее рот раскрыться для меня, и я думаю для этого никаких усилий прилагать не нужно, она сама находит мои губы, позволяет моему языку ворваться внутрь. Я смеюсь, когда она говорит что хочет меня и называет ублюдком. Мы можем ненавидеть друг друга вечность, но это чувство заставляет меня желать ее все больше и больше.
Я взял то, что хотел. Насколько я моральный урод, решать вам. Я получил ее, и решил, что снова могу быть самим собой. Я думаю о ней, все утро, каждую гребаную минуту в голове всплывает ее образ, голос, я спятил, точно.
Нет, это все херня. То о чем думаю я, должна думать она. Не я. Малышка – ее мне нравится трахать, она делает все, что я хочу, она словно моя собственная рабыня. Кристина – отголосок мерзости в моей крови. Она такая же похотливая дрянь, как и все остальные. Я знал, что рано или поздно она сдастся, мне даже не нужно ничего было делать. Казалось, что уж слишком недоступна она, слишком недосягаема, хотелось сорвать с нее эту маску, и думаю, что у меня получилось. Я победил? Я ведь победил да? Эта шлюха наказана сполна? Вероятно будет думать обо мне еще долгое время. Она не нужна мне больше. Не нужна. Нет. Дерьмо. Сука. Ненавижу ее. Кто ты, черт возьми? Почему я все еще думаю о тебе? Ведьма, гребаная ведьма, она сделает с о мной то же что и с моим братом. Я идиот. Нет, это не моя победа, это ее победа. Я ступил на опасную дорожку. Нужно избавиться от этого. И я обязательно сделаю это. Мне просто нужно собраться с мыслями. Нужно.. Нужно увидеть ее еще раз, еще один, последний раз.
Сажусь в машину и еду туда, куда не собирался возвращаться.
Открываю дверь в квартиру, вхожу. В комнате никого. Сбрасываю ботинки, прохожу дальше. Дверь в ванную немного приоткрыта, слышу шум воды. Я вхожу. Тихо. Кристина стоит ко мне спиной, я вижу каждый изгиб ее тела. Она вполне обычная, как и сотня других, но почему-то именно эта сучка заставляет мои внутренности вибрировать. Я как дикарь, никогда прежде не видевший женщин. Я не хотел ее так, прежде. До того дня, как мы оказались с ней в той вонючей кровати в развалинах сумасшедшей бабки. Она была в одном нижнем белье, о чем я мог тогда думать? Но я знал, что никогда не позволю себе этого. Я бы предал самого себя, и я уже сделал это. У нее хорошая задница.. И грудь. Я не замечал этого раньше из-за ее безвкусных одеяний. Мои девочки не носят такую одежду, я сразу вижу, какими достоинствами наградил их Бог ну или пластический хирург. Эту же я смог разглядеть только в шмотках, которые сам ей купил или те, что дала ей Лео. Долгое время не мог выбросить из головы то кожаное платье в котором она приперлась на ужин с моей сестрой. Я взбесился. Конечно, ее синие волосы не влезали ни в какие ворота, но мой член вряд ли бы влез в мои штаны, если бы я увидел Кристину в этом платье, прежде чем их надеть. Оно открывало больше, чем следует, оно подчеркивало то, что моим глазам никак нельзя было видеть. То безумное красное платье, я мог бы содрать его с нее, прежде чем она попросила развязать веревки на нем, но в мои планы этого не входило. Я был зол. Я и сейчас зол, только сам на себя.