Понимание

Я уже делаю шаг к синтезатору, чтобы рассмотреть его тип, ну и наполнение базы, хотя учитывая, кто старший на корабле, ничего непривычного не будет. Прабабушкины блюда мы знаем с детства, и ничего вкуснее пока никто не придумал. И вот я уже делаю шаг, когда звучит сигнал… Или сначала появляется внутреннее ощущение пробуждающегося дара? Трудно сказать. Как и большинство мужчин в семье, я возвратный интуит, то есть чувствую только что-то связанное с собой или семьей, в отличие от обычных интуитов, не чувствующих именно эти вещи.

Я прислушиваюсь к своим ощущениям, когда внезапно оживает мой дар, буквально подталкивая в сторону рубки. И я бегу, конечно, ибо игнорировать дар – идея очень плохая, а пользоваться им меня учили даже очень хорошо. Вот поэтому я, не в силах, да и не желая сопротивляться, добегаю до дверей рубки, вваливаясь внутрь. Не замечая ни тетю Лилю, ни дядю Ли, смотрю на главный экран. На нем вращается какое-то небольшое тело, явно искусственного происхождения.

– Вот и Сережа прискакал, – слышу я голос дяди Ли. – Значит, не все так просто. Ну-ка, Каогу, сканирование объекта!

– Выполняю, – отвечает разум корабля, а я все внимательнее вглядываюсь в странное тело, чем-то похожее на овоид. Точнее, похоже оно на головку сыра, над которой потрудились мыши.

– Ты что-то чувствуешь, Сережа? – интересуется у меня тетя Лиля.

– Там… Кто-то важный… – я пытаюсь понять свои ощущения, но почему-то получается с трудом. Закрыв глаза, как учили, я пытаюсь представить образ, но появляется почему-то Аленка. Это котенок дяди Саши, ее совсем недавно спасли. – Это как-то связано с Аленкой, кажется.

– С Аленкой? – удивляется она, затем на мгновение задумывается, что-то затем поняв. – Внимание! Опасность для жизни ребенка!

Я аж подпрыгиваю, потому что это даже серьезнее, чем боевая тревога. Опасность для жизни ребенка – это абсолютный триггер. Именно поэтому сейчас наш звездолет приходит в движение, но ощущение опасности у меня только усиливается. Причем не для меня опасность, а для кого-то другого. И чем ближе мы, тем более нестерпимо это ощущение.

– Опасно! – выкрикиваю я. – Увеличивается… – объясняю тете Лиле.

– На борту фиксируется один живой, – откликается разум корабля, подтверждая слова тети.

– Каогу, гаси его электронику полностью и быстро бери на борт, – резко, отрывисто командует дядя Ли.

И вот в этот момент чувство опасности почти исчезает, что заставляет меня явственно выдохнуть, а тетя с дядей переглядываются. Я и сам понимаю, что это может значить, поэтому киваю ему, а он мне в ответ. Сейчас наш звездолет берет того маленького в трюм, вскрывая по всей длине, чтобы добраться до ребенка, в существовании которого все уверены.

– Мила, – вызывает тетя Лиля кого-то, видимо квазиживую, – распакуй детский аварийный комплект и иди в трюм. Возможно, у ребенка не было гравитатора, и тогда…

– Вас поняла, – слышится в ответ.

Если не было гравитатора, то это очень плохо. Кости, не привыкшие к нагрузкам, легкие, сердце, еще что-то. Если там действительно ребенок, то ситуация может стать критической очень быстро, так что тетя Лиля права. У нас тут не госпиталь – сплошные автоматы, поэтому нужно будет звать «Панакею» прямо сюда. Кстати, а где мы?