Убийца сновидений

Автор

Страниц

60

Год

2018

Десять лет прошло со времени, когда Максиму Голикову удалось выбраться из психушки. Как же он это сделал, он и сам не помнит. В памяти Максима осталось только черное пятно, которое простирается от времени неразберихи и апатии в конце 90-х годов до 2008 года. Это черное пятно на его календаре забрызгало множество страниц, но он не сожалеет о том, что оно ничего не запомнило. Все, что произошло до этого времени, стерлось из его памяти, но остались только отдельные фрагменты, которые вымазаны пустотами продолжительностью от нескольких минут до нескольких суток. Максим может лишь косвенно судить о том, что происходило в те отрезки времени, пытаясь вспомнить потерянное, и только по чужим словам он может оценивать то, что с ним происходило. Как бы то ни было, он оказался на свободе, но все равно не чувствовал себя в безопасности. Он спасался от параноидальной истерии только тем, что его бывшая жизнь уже давно стала для него тенью на стекле: он всматривался в эту тень и понимал, что она не принадлежит ему, но он не мог определить, кому она принадлежит. Это была либо тень человека, стоящего вне освещенного дома и пытающегося вернуться домой, либо это была тень бродяги, лишенного дома, покоя и памяти о лучших днях, который потерялся в бесполезных попытках остановить своё брожение.

Читать бесплатно онлайн Убийца сновидений - Андрей Дашков

СЕГМЕНТ 1

ЛИЛОВАЯ КОМНАТА

Но не сон кончается, а от одного дурного сна к другому кончаются люди, и в первую очередь гуманисты, потому что они пренебрегают мерами предосторожности.
Альбер Камю

Начальная фаза

Сны. Куда от них денешься? Можно убежать от реальности, но что делать с ними? Сновидения все равно найдут тебя, где бы ты ни был и как далеко бы ни зашел в медленном умерщвлении сознания. Тем более если это чужие сновидения. В них ты перестаешь быть собой. Они наделяют тебя другими жизнями; казалось бы, ты должен благодарить за это бога (или кто там распоряжается этим) – разве можно вообразить какое-нибудь другое, столь же изысканное приключение? – но ты почему-то не испытываешь ни капли благодарности. Ты чувствуешь, что сны понемногу забирают у тебя что-то, как будто все те жизни и впрямь могли быть твоими, однако прожиты тобой наспех, во мгле полусмерти, да и не прожиты вовсе, а так, оказались доступны для временного посещения по чьему-то недосмотру. Ты ощущаешь себя бродягой, проникшим ночью без билета в парк аттракционов, где все отключено и многое из случившегося за день уже забыто. Ты ползаешь по холодному мертвому железу и представляешь себе огни, движение и волшебство, но потом является сторож – утренний свет – и прогоняет тебя оттуда. Тебе не дано войти в один и тот же «парк» дважды. Это наполняет тебя печалью и болью утраты. Это совсем не то, что путешествовать наяву. Меняя место, ты меняешь свои оболочки, раздутые до непомерной величины и стянутые только резиновой нитью горизонта. Запирая себя на ночь в темной камере черепа, ты надеешься, что никто к тебе не войдет, что о тебе забыли, – но не тут-то было. Сны – это ветер, дующий сквозь стены; сны – это свет, который тяжелее воды.

Внутреннее «я» предельно зыбко; границы размыты; внешние признаки легко подделать. Можно верить всему, но верить ничему нельзя. Оба крайние случая – тяжелые, неизлечимые и приводят к летальному исходу. Как, впрочем, и все промежуточные. Где гарантия, что, однажды проснувшись, ты найдешь себя на прежнем месте?

Сумеречная фаза

Даже спустя десяток лет Максим Голиков так и не может вспомнить, каким образом ему удалось выбраться из психушки. Черное пятно в его личном календаре простирается от неразберихи и апатии конца девяностых до восьмого года нового столетия, изрядно забрызгав еще много страниц, но об этом он как раз жалеет менее всего. Все происходившее раньше – имеется в виду его житье-бытье в одной палате с убийцей-психопатом Морозовым, безобидным «художником пера» и еще более безобидными молодыми подонками из рок-группы «Менструальный цикл» – представляет собой пунктирную линию, штрихи которой отмечают события важные или довольно никчемные и перемежаются пустотами продолжительностью от нескольких минут до нескольких суток. Но и это лишь приблизительно, ведь, пытаясь вспомнить утраченное, он может судить об отрезках времени только косвенно, а о случившемся с ним – с чужих слов.

В любом случае он очутился на свободе, так и не избавленный от постоянного ощущения опасности. Спасает от окончательного параноидального измора лишь то, что вся его прежняя, настоящая, добольничная, украденная кем-то жизнь давно сделалась для него подобием тени на стекле: он всматривается в эту тень, с отчетливым холодком понимая, что тень ему не принадлежит, и в то же время не может разглядеть, чья же она: то ли человека, который пытается заглянуть из царившей снаружи тьмы в освещенный дом и, вероятно, вернуться домой; то ли это тень бродяги, навеки лишенного дома, покоя и даже памяти о лучших днях, приблудившегося в тщетных потугах оборвать странствие, которого и врагу не пожелаешь.

Продолжить чтение

Вам может понравиться: