Ищите, ищите тот дом…

Город совершенно круглой голубой бухты, словно объятой двумя зелёными мысами. Это ли навевало на город какое-то ощущение покоя? Во всяком случае, так казалось юноше Ясону Алексееву. Ему часто казалось, что весь город спит, и только он – не то чтобы бодрствует, но путешествует по этому сну. Вот он идёт по улицам, слышит, как откуда-то доносится шум работы кузнеца или кожевника, видит, как проходит некто с ящиком или балкой через плечо, и где-то вдали с одной стороны плещется голубое море, с другой – возвышаются зелёные горы. И чем не сон?

Часто Ясона называли бездельником за такие блуждания. Но ведь он не отлынивал от своей работы столяра. Ну почти. Больше старался сделать всё побыстрее и выкрасть время, чтобы побродить. Некое чувство скребло его, что вот-вот этот сон должен был прорваться, чтобы наступила не то явь, не то более головокружительный сон. Хотя умом Ясон понимал, что кругом просто неспешно течёт жизнь, и просыпаться некуда. Разве что могут напасть бандиты, но это не такая явь, в которой хотелось бы проснуться.

Обходя город, он видел старые статуи – у моря или подальше в городе. Девушка в платье с отломанной рукой, влюблённые, стоящие на каком-то шаре, кот кажется в наряде священника, что-то торжественно вещающий по книге, валяющаяся под деревом русалка, человек с флагом и ружьём… Что это всё значит, кто эти существа? Понятнее только с каким-то маленьким каменным куполом или перевёрнутой чашей, с красивой резьбой и надписями (да, Ясон упросил одного священника научить его читать): что-то про какие-то войны и военные строительства в разные давние времена. Все эти памятники, казалось, хранили некое “бодрствование” в спящем городе, словно застывший лёд. Заморозились со времён, когда город не спал, а бодрствовал, бурлил, а этот куполок и прямо говорил что-то про те времена.

Ясон слышал о прошлом из рассказов родителей и других людей вокруг. Правда очень путался, что из этого – действительно было, а что – просто сказки, и в каком порядке это всё было. Говорили про железные повозки и железных птиц (кажется, машины и самолёты их называли), которые могли сами ездить и летать, показывали покорёженные остатки от них. Говорили про “экраны”, в которых можно было увидеть весь мир, и один слесарь даже показывал такой поломанный экран – стеклянным квадратом. Говорили про могущественную великую страну, которую называли то Советский Союз, то Россия, и в которой запускали летающие корабли к звёздам. Кто же ей правил – царь или президент – Ясон тоже не мог однозначно сказать, да и не очень понимал разницу меж царём и президентом. Говорили про каких-то древних греков, которые плавали мимо их города за золотой бараньей шерстью, и в честь их капитана вроде бы и назвали Ясона, и они строили здесь дворцы, крепости. В общем, кто разберёт, что из этого правда было, и когда. Ясно только, что закончилось непонятной войной. Но всё это казалось временем бодрствования города – временем шума и вечных перемен. И так хотелось смотреть на нынешнюю сонную жизнь, как на начало приключения, как у древнего тёзки.

Был у Ясона друг – Самвел. Он казался полупроснувшимся, отчасти потому что часто разговаривал с ним, отчасти потому что всё время суетился – помогал отцу по торговым делам и хотел открыть свою лавку. И вроде они даже жили в каких-то разных мирах – Самвел – в бодрствующем, живом, вертящемся, и говорили о разных вещах, а всё же они были ближе друг к другу, чем кто-либо. Ясону порой не хватало вразумления и здравого смысла его товарища, Самвелу – утешения и воодушевления в трудностях.