Ещё накануне синоптики порадовали прогнозом, пообещав грозу, и Маша весь день подбегала к окну, надеясь увидеть тяжёлые серые тучи. Кто бы сказал ей ранее, что однажды она будет мечтать о грозе, с нетерпением ждать её и ликовать, услышав гром? Это было немыслимо: гроза пугала девочку с пелёнок.
Проходили часы, сменяли друг друга облака разных причудливых форм, но небо оставалось голубым и беззаботным.
Утром его расчертили длинные белые полосы нитевидных облаков и следы, оставленные самолётами. Возможно, пилоты намеревались сыграть с небом в гигантские крестики-нолики, но, передумав, бросили поле боя на милость ветра. И ветер вынес свой приговор: очистил небесный холст для других рисунков.
Самыми красивыми Маше показались «лебединые перья» – лёгкие, созданные из мелких кристалликов льда перистые облака. «Вот бы на них полетать, – подумала Маша, – посмотреть с высоты на город, на озеро в парке».
К полудню, когда ветер усилился, всё небо словно поросло белыми одуванчиками – высококучевыми облаками. Они стали для Маши обнадёживающим знаком: эти облака свидетельствуют о приближении грозы.
Последние минуты перед закатом девочка уже не отходила от окна. Переминаясь с ноги на ногу, она пристально смотрела на горизонт, вернее на ту часть неба, что нависала над крышами соседних домов.
«Ну и где гроза? Где хоть одна тучка?! Ждёшь тут, ждёшь, и всё без толку», – Маша надула губы, и из них вылетело недовольное коротенькое «пуф».
Меж тем пейзаж за окном начал меняться. Подуставшее за день солнце неумолимо клонило в сон, но, как настоящий художник, оно старалось успеть сделать ещё несколько важных мазков своей волшебной кистью.: белые облака покрылись ярким румянцем, крыши домов порыжели, а золочёные кресты и купола собора зарделись, заиграли, будто охваченные пламенем.
Окна, смотрящие во все глаза на запад, на алеющий закат, пока не торопились осветиться электрическими огнями, тогда как другие, щурясь в темноту наступающих сумерек, уже поспешили загореться люстрами, торшерами и настольными лампами.
Маша в душе была художником и любила рисовать, поэтому преображение вечереющего города не могло оставить её равнодушной. На несколько минут она даже забыла причину своего нетерпеливого ожидания и превратилась в неподвижную очарованную статую.
Внезапно небо заволокло серой мглой, и яркие краски потускнели.
Маша потянула за ручку, открыла створку окна и высунулась наружу: с севера на город неумолимо надвигались свинцово-фиолетовые тучи. Маша глубоко вдохнула посвежевший прохладный воздух и вновь застыла, но уже по другой причине: приближалась долгожданная гроза.
Ветерок, поначалу ласково обнимавший неторопливо бредущих с работы горожан, постепенно набирал силу и вскоре возомнил себя почти что ураганом. Он принялся сбивать прохожих с ног, кидать в глаза придорожную пыль, вырывать из рук зонтики и срывать кисти белоснежной черёмухи, разнося по округе её сладкий цветочный запах.
Под напором ветра створку Машиного окна рвануло, и она больно ударила девочку в плечо. Это вывело Машу из восторженного оцепенения, но закрывать окно она не торопилась. Даже когда ветер бросил ей в лицо первые капли дождя, она не двинулась с места. Ей хотелось кричать от радости, и она громко воскликнула: «Ура! Начинается! Люблю грозу в начале мая…»
