Шелест сорняков

Художественное оформление: Редакция Eksmo Digital (RED)

В коллаже на обложке использована фотография:

© kvkirillov / iStock / Getty Images Plus / GettyImages.ru

– Ты виноват… – послышался странный шёпот. – Ты…

– Кто здесь?..

Тишина. Никто не ответил. Только грязная занавесь слегка зашелестела. «Должно быть, сквозняк». В спальню проник тусклый свет. В мертвенном мерцании стали отчётливо видны струйки коричневатого дыма, он полз по сгнившим доскам пола, перебирался на пропитанные влагой стены и скрывался в тени.

– Убийца. Ты убил его, – гадкий бархатный голосок пронизывал рассудок, скрёбся изнутри, царапал и шипел, как дряхлая кошка. – Того, кто спас тебя. Того, кто доверился тебе. Убийца, – в стене прямо над кроватью закопошились и забегали маленькие ножки. Но писка не последовало. «Кто это, крысы? Или…» – Упал. Свалился вниз. В Глубины. Ты столкнул его, ты убил его. Ты должен был сдохнуть. Ты должен быть на его месте. Ты должен гнить в Корнях, – снова возня в стенах. Теперь уже слева. «Одеяло, скорее под одеяло и спать. Надо как можно скорее уснуть, иначе…» – Не вернуться тому, кто упал в Глубины. Пропасть и не вернуться.

«Очнись! Да очнись же ты!»

– Убирайся! Оставь меня в покое!

– Ты обрёк его на смерть. В нём была Ясность и страх. А что есть в тебе? Ты простой уродец. Жалкая одинокая бестолочь. Никчёмная тварь, как та, в которую ты хладнокровно всадил клинок. Нет-нет. Ты хуже. В том существе была Ясность, а в тебе нет ничего. Ничего, кроме презренного сожаления. Отвратный, скулящий и ноющий уродец.

– Прочь! Вайтеш!

– Эй, выродок, заткнись! – окрик оборвал зловещие сновидения. Оддо потёр слипшиеся веки, пальцы всё ещё плохо слушались. – Или хочешь спать под дождём? Ну ты, мешок дерьма, выбирайся из кровати! – в дверь раскатисто постучали. Оддо встал с постели и быстро отпер. В коридоре стоял заспанный трактирщик с грубоватым лицом, по виду он только что проснулся. – Выродок, чтоб тебя сырость заела, – он схватил Оддо за край влажной куртки с медными пуговицами. – Спал на моей кровати в этих лохмотьях?

– Я заплатил вам четыре медных ойта, – Оддо вырвался.

– Плата дерьмовая, за такого урода надо брать восемь. Тут тебе не Таргерт, я тебя облизывать не буду.

– Но у меня столько нет, вы же сказали – четыре.

– А теперь говорю – восемь, – трактирщик закашлялся. – Восемь медяков или проваливай. И посох свой забери. Уродец.

Выглянув из входной двери, Оддо почти ничего не увидел. Было далеко за полночь, трактир заволокло дымкой.

– Чего медлишь, выродок? – осведомился хозяин, спускаясь по лестнице, чтобы запереть дверь.

– Долго до ближайшего города? – Оддо поглядел в темноту.

– Тебе без разницы, – трактирщик гадко осклабился. – На большаке тебя или прирежут, или звери заедят. Всё одно – украсишь грязищу своими кишками.

Оддо хлюпал по дороге в сторону, как ему казалось, тракта. «Гостеприимное местечко. Хотя иного гостеприимства я и не заслуживаю. Подохнуть на дороге с разодранным брюхом – далеко не так уродливо для уродца».

– Убийца! – послышался женский крик.

– Что, неужели опять?.. – Оддо тряхнул головой, чтобы избавить разум от навязчивых видений, но крики не прекратились.

– Пропади ты пропадом, визгливая шлюха! – раздался старческий смешок.