Кто ты, Люсиль?

Очень сложно, когда в тебя не верят. Я знаю это, потому что никто не верил, что я доползу до ремиссии. У меня была граница между третьей и четвертой стадией рака. Врачи буквально качали головами и говорили, что надеяться почти не на что. Я будто бы стояла у пропасти, не решаясь прыгнуть. Смотрела в неё и ждала, когда меня столкнут. Но никто не подходил, и тогда я обернулась сама, поправляя прядь волос, выбившуюся из пучка и выпавшую мне прямо в пальцы из-за химиотерапии. Все смотрели на меня и ждали, когда я прыгну. Я видела в их глазах, что они знали, что я не доживу до сентября. Они ждали, когда я скажу им об этом – что я готова к тому, что им придется меня хоронить. А я молчала так же, как и они, и просто растворялась в своём страхе, пока однажды от меня не осталось ничего.

Я была одна весь тот путь, что мне пришлось преодолевать. Виной была не гордыня, не обида и даже не ссоры – виной было моё отношение. Я думала, что все они будут рядом и от этого я стану сильнее, а они всё отдалялись и отдалялись, приговаривая, что это моя война, и только я могу с ней справиться – всё в голове. Я стану сильнее, когда преодолею её сама, нужно было только поверить. Только вера никогда не была моим другом, а Ася, Кирилл, родители были.

Будь я той, кого похоронила, я бы держала обиду на них. Будь я той, кто жил цифрами, мнимой любовь к работе, к которой никогда не стремилась, к отношениям, которых, будто бы и не было, я бы, конечно, копила бы и гнев, и злость, и грубые слова. Я бы складывала их в коробку, стоящую на верхней полке, пока однажды эта полка бы не рухнула, уничтожив всё то, что стояло под ней – меня, их, наши отношения. У меня бы ничего не осталось, и я была бы по-своему свободна. Свободна и абсолютно одинока.

Я пыталась понять их, принять, чтобы всё-таки в следующий раз рассчитывать на себя.

У меня теперь есть я, и я обязательно найду себя – вот какой идеей можно жить.

Я постепенно собираюсь, как пазл – любовь к детям, работа учителем, маленькая квартира на втором этажа без панорамных окон, но с уютной кухней, в которую целое лето задувают теплые ветра, и я подставляю щеки под лучи солнца, любуясь голубым небом и птицами. Чувствовать для меня приравнялось к жизни. Я стала самим её воплощением. У меня не было цели, но были стремления и желания, и чем тише был чужой голос, диктующий мне, как нужно жить, тем лучше я слышала свою внутреннюю силу. Я чувствовала в груди огонь. Он был небольшим, но горячим. И он светился так ярко, что мне порой казалось, что окружающие могут ослепнуть из-за него, если я выйду на улицу. И что было самым приятным – они тоже все это знали.

Год назад сестра назвала меня безответственным придурком. Сестра сказала это со злости, а не потому что действительно так считала. Наверное, из-за того, что застала меня в постели со своей лучшей подругой, которая через три месяца переехала в другой город и перестала отвечать на звонки.

Сам факт произнесённого оскорбления не был столь обиден как то, что в её словах на самом деле была доля правды. Поэтому, должно быть, я раз в сутки обязательно вспоминал как тарелка на комоде, в которой мы держали ключи, когда ещё жили вместе, рухнула на пол и разбилась от хлопка двери.

– Куда ты положил этот грёбанный договор? – Сестра никогда не стеснялась выражений. Я почти видел, как она активно размахивала руками, пытаясь заполнить собой всё пространство. Уж очень она любила быть в центре внимания.