ДЕРЕВЕНСКИЕ УЖАСЫ

– Чего разлегся, студент? – взбодрил меня окриком рассерженный дед.

– Деда, да я час уже косой машу! Дай полежать минут двадцать! – взмолился я, растянувшись на пряно пахнущей копне скошенной несколько дней назад травы. С непривычки у меня болело всё, каждая мышца гудела и ныла. Мой строгий дед, Иван Никитович, поднял меня едва рассвело и потащил косить траву на нашу делянку на раскинувшемся на многие квадратные километры заброшенном поле. Нужно было скосить как можно больше, пока не навалилась дневная жара, то есть у нас в запасе было часа два-три, не больше.

– Плёвое дело, чего там косой размахивать, – думал я вчера вечером, приехав в гости к маминым родителям. К тому времени я уже пару лет занимался в универе футболом, бегал кроссы и вообще считал себя крепким парнем.

На практике оказалось, что за неутомимым жилистым дедом я ни черта не поспеваю и моя эффективность в качестве сенокосца оставляет желать лучшего.

– Поднимайся, – строго повторил дед. – Нельзя во время покоса и когда работают другие без дела лежать в поле. Не то сеновик тебя приметит и всё, в деревне тебе жизни больше не будет, в прямом смысле этого слова.

– Убьёт что ли? – рассмеялся я, поднимаясь на ноги и снова взявшись за уже натёршую мне волдыри косу.

– А ты не смейся. Они, сеновики, как раз в наших курских краях и водились издревле. Полевики еще были, но те сгинули, техника их разогнала, гербициды и прочие удобрения им бытие отравили. Они и ушли, а сеновики остались, хоть и совсем мало их стало. Злее только эта нечисть пошла, не дай бог лентяю уснуть или хоть с полчасика полежать в поле или на лугах, когда рядом с нерадивым работником люди вкалывают, – дед тоже бросил работу и, опёршись на косу, разглагольствовал, прикурив «Приму» без фильтра.

– А почём ты знаешь, что они остались? Может быть, тоже с этими, как их, полевиками, удрали? – поддержал я байку деда, обрадованный хотя бы коротким перерывом в изнурительной работе. – И вообще, чем сеновики от полевиков отличаются? И то, и другое ведь нечисть, которая в полях и лугах водится согласно местным басням.

– Ну садись, расскажу, – дед опустился на копну, отложил косу и достал из холщового рюкзачка термос с чаем. – Во-первых, полевик только на больших полях и лугах водится, и больше поозоровать склонен, разыграть, животный или человеческий облик принять. Почти никогда не убивает, если только его не вынудить преследованием. А сеновик, почитай, его младший злобный братец, ему физический вред человеку нанести только в радость. Он ни облик чей-то принять не может, ни поговорить ни с кем, только шипит, как шелест травы на ветру. Редко когда вразумительное слово выдаст. А по виду сеновик бывает как плотный, чёрный туман, небольшой стог высохшей травы или в лучшем случае в виде набитого соломой похожего на человека существа, хотя поговаривали и о зверином виде. Сила в нём чудовищная. Вот в этом виде он самый опасный, приходит по ночам к нарушителю его закона и всё, амба.

– Сожрёт? – спросил я у деда, прихлебывая чай из кружки-крышки термоса.

– Нет, ему мясная пища ни к чему. Он по-другому убивает, – дед нахмурился, явно что-то припоминая.

– И как же? Ты хоть одного человека знаешь, которого такая сказочная нечисть прикончила? – начал я выводить деда на чистую воду.