Вишневый сад и другие пьесы. Том 5

Жанр: Русская классика / Пьесы и драматургия / Русская драматургия

Автор

Антон Павлович Чехов Игорь Николаевич Сухих

Страниц

260

Год

2025

Драматургия представляет собой уникальное искусство, обладающее своей спецификой и особенностями. В восприятии творчества Чехова среди его современников наблюдались яркие расхождения: одни восхищались его пьесами, другие же выражали откровенное недовольство. Любители Художественного театра часто сталкивались с молчаливым равнодушием или даже явной неприязнью со стороны тех, кто был более склонен ценить Чехова как мастера прозы. Лев Толстой, несмотря на признание таланта Чехова, неоднократно высказывал критику, утверждая: «Чехов — несомненный художник, но его пьесы далеки от идеала. В них нет ясных решений, отсутствует глубокое содержание». Иван Бунин также делал шаги в сторону критики, утверждая, что «пьесы Чехова не являются наилучшим из его творчества».

Однако время неумолимо идет вперед, и в ХХ веке картина восприятия драматургии изменилась. С подъемом режиссерского театра текст пьесы начал терять свою первостепенную значимость; она обрела новую жизнь и смысл уже в ходе сценического воплощения. Тем не менее, есть произведения, которые, возможно, именно по этой причине и называются классикой: их необходимо не только видеть на сцене, но и читать, погружаясь в глубокие психологические контексты и философские размышления, отраженные в словах авторов. Чехов, как и другие классики, остается актуальным, его пьесы словно мост между текстом и театральным действием, поддерживая живую беседу о человеческой природе и жизни в целом.

Читать бесплатно онлайн Вишневый сад и другие пьесы. Том 5 - Антон Павлович Чехов, Игорь Николаевич Сухих

Составление, вступительная статья и комментарии Игоря Сухих

ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2024

Издательство Азбука^>®

⁂

Драма Чехова: Путь и суть

1. Путь

Снег опять пошел, повалил,
и с присущим бархатным тактом
этот занавес разделил
предпоследний с последним актом.
Я судьбе совершенно покорен,
но, смотря на валящий снег,
я хочу, чтобы был спокоен
этот акт; спокойнее всех.
Слишком в «Гамлете» режут и колют,
мне приятней куда «Три сестры»,
где все просто встают и уходят,
и выходят навек из игры.
Б. Слуцкий

Проза и драма: кто кого?

Чехов-драматург известен много больше Чехова-прозаика. Бывает, в Москве, в Петербурге, в апрельской Ялте плачут сестры или продают вишневый сад несколько раз в неделю. На родине Шекспира его называют почетным англичанином. На Дальнем Востоке – настоящим японцем, конечно же, за цветущие вишни, так похожие на сакуру. По числу постановок, инсценировок, интерпретаций и экранизаций автор «Чайки», наверное, не уступает в ХХ веке автору «Гамлета».

С другой стороны, уже современники Чехова в восприятии его пьес разделились на два лагеря. Фанатические поклонники постановок Художественного театра, ставшего уже в начале века Домом Чехова (как Малый театр был Домом Островского), наталкивались на вежливое равнодушие или откровенную неприязнь часто очень близких и весьма расположенных к Чехову-прозаику людей.

«Чехов – несомненный талант, но пьесы его плохие. В них не решаются вопросы, нет содержания», – не раз повторял в беседах Лев Толстой[1]. Самому автору он немного подслащивал горькую пилюлю: «Вы знаете, я терпеть не могу Шекспира, но ваши пьесы еще хуже»[2]. Все-таки несколько приятнее быть хуже Шекспира, а не какого-нибудь драмодела 1890-х годов.

И. Бунин, составлявший длинный список любимых чеховских рассказов, с удовольствием пересказывал толстовские суждения, потому что сам думал сходно. Чехов-прозаик и Чехов-драматург находились для него в разных измерениях: «Пьесы его далеко не лучшее из написанного им…»[3] Бунин считал, что славу чеховским пьесам принесла лишь их постановка в Художественном театре.

Драматургия – искусство особое. В старых поэтиках (от Аристотеля до Гегеля с Белинским) драма объявлялась вершиной словесного искусства. «Драматическая поэзия есть высшая ступень развития поэзии и венец искусства…»[4] В чеховском художественном мире эта идея подтверждается. Драма оказывается последней ступенькой жанровой лестницы, вершиной жанровой иерархии.

Чеховские повести, не говоря уже о рассказах, строятся, как правило, на линейной фабуле, связаны с развернутой характеристикой, с точкой зрения центрального персонажа (или персонажей-оппонентов). Проза Чехова практически не знает оборота «в это же самое время…» (ср. характерный толстовский прием: «В то время как у Ростовых танцевали в зале шестой англез… с графом Безуховым сделался шестой удар»).

В драматургии же, напротив, даже при ограниченном круге персонажей (как в «Дяде Ване») обязательно присутствует многоплановость. Сюжетные линии сосуществуют – путаются, пересекаются, обрываются. Драма как бы вбирает в себя – и тематически, и структурно – несколько «сюжетов для небольшого рассказа». Со всей очевидностью это демонстрирует любимый чеховский прием параллельных диалогов (как в начале «Трех сестер»).

Продолжить чтение

Вам может понравиться: