Мёртвая вода - Николай Трофимович Чадович, Юрий Михайлович Брайдер

Мёртвая вода

"Раньше все было погрязшим в бездонной тьме - бесконечной, мрачной, безнадежной. Весь его мир казался состоять лишь из этой невыносимой скорби. Он ощущал десятки оттенков этой боли, она пронизывала каждую нить его нервов, каждую клетку его тела, она была его постоянным спутником, то сгущаясь в кучу невыносимой пытки, то разливаясь кипятком по всему организму. Была боль, которая будила его из хаоса, вынимая из пучины небытия, и была боль, которая низвергала его в состояние, едва отличимое от смерти. И тут наступил свет - призрачный, тусклый, не имеющий никакого значения сам по себе. Время шло, свет медленно расцветал, а боль приближалась к концу постепенно…"

Когда свет тускло осветил ее покои, она ощутила волну восторга. Этот свет проникал в каждый уголок ее существа, пробуждая в ней надежду и радость. Ее сердце, ранее погрязшее во тьме, теперь начинало пульсировать ритмично в такт свету, который нежно обнимал ее и согревал. С каждым прожившим мгновением боль, которая однажды казалась безнадежной, уходила все дальше в прошлое. Свет становился ярче, наполняя комнату и даря ей уверенность, что все будет хорошо. Раз и навсегда ее жизнь изменилась – от черной бездны она перешла в подлинное блаженство света.

Читать бесплатно онлайн Мёртвая вода - Николай Трофимович Чадович, Юрий Михайлович Брайдер

Сначала была только боль – огромная, черная, вечная. Все его естество, казалось, целиком состояло из этой боли. Он различал десятки ее оттенков, она пульсировала в каждом нерве, в каждой клетке, она жила вместе с ним, то собираясь в один непереносимо мучительный комок, то кипятком растекаясь по всему телу. Была боль, которая будила его, вырывая из омута небытия, и была боль, которая ввергала в состояние, мало отличимое от смерти. Потом появился свет – тусклый, красный, сам по себе ничего не значащий. Время шло, свет постепенно разгорался, а боль мало-помалу стихала.

Однажды он очнулся от воя – гнусного, протяжного, монотонного. Так могла выть только самая примитивная, обделенная всякими признаками души тварь, к примеру – раздавленный дождевой червь, если бы природа наделила его вдруг голосом. Звук то усиливался, то угасал, и казалось, ему не будет конца. Вой досаждал сильнее боли, гнал прочь спасительное забытье, сводил с ума. Не выдержав этой новой пытки, он закричал, вернее, попытался закричать. В заунывном глухом вое послышались истерические взвизгивания, и он понял, что воет он сам. В красном тумане над ним шевелились огромные неясные тени. Изредка он слышал голоса – гортанные, гулкие, незнакомые. Он ощущал чьи-то прикосновения. Иногда они приносили сладостное облегчение, иногда после них боль взрывалась ослепительным фейерверком.

Понемногу он познавал окружающий мир и самого себя. Ему стали доступны новые чувства – голод, жажда. Он различал свежий терпкий запах трав, составлявших его жесткое ложе. Он знал уже, что прозрачный сверкающий предмет, похожий одновременно и на пламя свечи, и на осколок льда, появление которого всякий раз приносило избавление от боли, называется «шебаут», а горячее красное пятно, с удивительным постоянством возникающее в поле его зрения, имеет собственное имя – «Алхаран». Однако пустая, как треснувший кувшин, выжженная страданиями память все же подсказывала ему, что нечто подобное: круглое, горячее, но только не багрово-красное, золотисто-желтое, он уже видел где-то, и называлось оно тогда совсем по-другому – «Солнце».

Дождавшись момента, когда боль достигла вполне терпимого предела, он исполнил давно намеченный план – дотянулся до стоящего в изголовье плоского металлического сосуда и напился – первый раз без посторонней помощи.

Он лакал по-звериному, стоя на четвереньках и погрузив лицо в воду, лакал, захлебываясь и отфыркиваясь, лакал до тех пор, пока не уткнулся лбом в прохладное, до зеркального блеска отполированное медное дно, откуда на него в упор глянуло странное смуглое отражение – черный, как головешка, бугристый шар с висящими кое-где клочьями кожи, огромная дырка беззубого рта, гноящиеся щелки глаз…

Его лечили, кормили, учили говорить и двигаться. Жаркое и сухое лето сменилось ветреной и дождливой осенью. Красное светило перестало всходить над горизонтом, и один долгий период мрака отделялся от другого только краткими мутными сумерками. Его закутали в мягкие звериные шкуры, уложили на плетеную волокушку и повезли куда-то. Дорожная тряска пробудила боль, едва затянувшиеся раны открылись, мир вокруг вновь свернулся багровым удушливым коконом, в недрах которого билась, хрипела, взывала о помощи его вконец измученная бренная душа. Тогда из багровой светлой мглы опять выплывал пронзительно-холодный волшебный камень, и костлявая лапа срязу отпускала горло, боль понемногу перетекала куда-то за пределы тела, бред сменялся сновидением.

Вам может понравиться: